обновлено: 14:31, 27 сентября 2024
КМНС
Чудо. Когда к ненецкой женщине приходит богиня Я' Мюня
«Что такое чудо?» — спросили меня. «У каждого свои чудеса, — чуть помедлив, ответила я. — Ненцы моего поколения — это люди, преимущественно рожденные в тундре. Живя на природе, мы принимали жизнь такой, какой она виделась нам в своем естестве. И сказки были частью повседневной жизни. Птицы в них говорили на ненэй вада — языке настоящих людей. Боги одевались в меха и ездили, как и мы, на оленях. Не только мы, малышня, но и многие бабульки верили, что большие и малые божества, даже сам великий Нум, наиглавнейший и единственный, спускаются на землю…»
Время для чтения ~ 10 минут
Вечерами, когда в тундре ложились спать, всезнающие бабушки нашептывали своим внучкам старинные сказки и сами же верили в них:
– Разве не знаешь, откуда детки берутся? Быстроногие женщины ловят их для себя в волшебном лесу! Да-да, и птицы там дружат с такими же, как ты, малышами; а добрые волчицы выкармливают зайчат и оленят…
Однажды летом в нашем стойбище появился повод для долгих переглядов и бесед. Женщины с почтением в голосе зашептались о девушке из крайнего чума:
– Едя ниня мэ — она перед особой святой болезнью.
Говорили они это с улыбкой, по-доброму, будто пытаясь сберечь чужую тайну.
– Едя ниня мэ… Что за болезнь такая? — ломала я свою детскую головку. — Еще и особая, святая!
В поисках ответа я принялась украдкой разглядывать ту тундровичку, все пыталась различить в ней немощь. Но широкополая суконная ягушка скрывала все происходящие с ней перемены. А вот от взрослых ничего не утаишь. Вижу, даже старики уступают ей дорогу. С чего бы? Да и суровые мужчины вдруг стали улыбчивы и весьма доброжелательны с ней.
А та со святым заболеванием то ли гордится, то ли очень хочет выделиться своим особым положением. Замечаю, идет, будто к себе прислушивается, а еще нет-нет да улыбнется. Оглядываюсь по сторонам — ну ничего нет, что могло бы ее развеселить. Тот же песчаный берег, и за ночь там ничего не изменилось. Я тоже пытаюсь улыбнуться, но нет повода.
Шли дни, а я все не сдавалась. Наблюдая за той, которая перед святой болезнью, я заметила, что она стала необычно держать голову. Как-то гордо что ли. Как будто она не такая, как я или моя мама. А еще мне разонравилась ее походка. Некогда быстроногая, с туго затянутым пояском, с гладко прибранными на прямой пробор волосами, она будто стала тяжелее. Ступает осторожно, чуть переваливается. И без пояска. С чего пояс-то сняла? Что о ней подумают люди?
А бабки, глядя ей вслед, улыбаются, шушукаются как девчонки. О чем-то веселом говорят, будто сами перед святостью.
Через некоторое время семья привезла по воде одну бабушку.
– Знающая, — уважительно охарактеризовали ее наши стойбищенские бабулечки. — Через ее руки чуть ли не все в нашем роду прошли. Опытная.
После таких слов мне стало совсем невтерпеж. Должна же я, в конце концов, разобраться, что тут происходит! Выбрала тактику: как старухи соберутся на солнышке поболтать, я тут как тут, кручусь под ногами, грею уши. На меня никто особого внимания не обращает, все думают, маленькая, глупый ребенок.
– Хорошо, что самые близкие — свекровь и мать — пришли со своими Мяд' пухуця, которые присутствовали на многих родах. Да и та, что перед святой болезнью, родилась с их помощью, — шепчутся они.
Мяд' пухуця — родовая кукла, «хозяйка чума», хранительница домашнего очага и семейного благополучия. Размер Мяд' пухуця зависит от того, сколько на ней ягушек (национальная женская одежда). При рождении детей «хозяйке чума» дарят украшения, платки, пояса и ювелирные изделия.
Теперь открылась для меня еще одна тайна: святая болезнь любит, когда рядом самые любящие, родные.
Как-то днем забегаю в чум к объекту наблюдения. Там вся семья пьет чай, меня усаживают за стол, угощают кусочком сахара. А я во все глаза разглядываю ее. Она сидит на обычном месте, и нет в ней никаких изменений, но все вокруг к ней относятся с нескрываемой нежностью. И огонь в чуме горит без дыма. И входной полог чума распахнут во всю ширину, каждый может зайти, и его, как и меня, напоят чаем.
– Дух огня обещает завтрашний день, — говорит вдруг знающая, приезжая. Думаю, наши бабулечки ей слегка завидуют, не к ним ведь за помощью обратились, а специально за этой ездили. Ей даже вещички от лодки до чума донесли, сама она не утруждалась.
– Огонь твоего чума с тобой. Душа твоего чума витает над нами, защищает от всего злого, чужеродного. Мяд' пухуця — богиня, покровительница рожениц, доброе ухо открыла, нашим словам внемлет. Ласковым взглядом глядит, — продолжает приезжая.
Я тут же задрала голову: что там наверху? А ничего. Даже дыма нет от костра. И нет у Мяд' пухуця никакого открытого уха. Так что же там, наверху, узрела престарелая гостья? Странно все это.
Присмотревшись к болезной, я вдруг поняла, насколько рыхлой и жирной стала эта некогда тонкая и стройная девушка — сидит как расплывшийся, распоротый налим. В чуме журчит оживленная беседа, и никто не замечает в ней этих неприятных изменений. Мне даже подумалось: стать жирной, рыхлой, наверное, и есть святая немощь.
С того дня все мое внимание было приковано к дальнему чуму. Как ни пойду куда — ноги сами туда несут. А мама моя ничего о странной девушке не говорит, видимо, не было у нее никогда такой болезни.
Однажды днем входной полог соседского чума оказался плотно закрыт. Летом средь бела дня такого не бывает. Кручусь возле входа, хочу и боюсь притронуться к пологу — раз закрыт, значит, нельзя. Даже собаки все на улице, кормят мошку. Обошла чум вокруг, оглянулась, поблизости никого нет. Собравшись с духом, я распласталась на земле, прижалась ухом к нюку — вдруг услышу что-нибудь важное.
Детский слух восприимчив, хоть и не все понимаю, но слова запоминаю. В чуме, кажется, кто-то постанывает. Не пойму, с чего бы кому-то так хворать. А может, что-то случилось с той, которая перед святой болезнью? Испугалась, до слез жалко девушку, хочу хоть в щелочку заглянуть, хоть маленькую дырочку найти, но входной полог чума плотно закрыт. Плотней, чем ночью. Это значит, что здесь никого не ждут.
– Земля и Небо — наши главные родители, — слышу голос приезжей.
Хоть и не все понимаю, но запоминаю слова:
– Ты сейчас еще во чреве матери-женщины.
Пора! К свету!
Подтолкнуло место, где сотворился.
К солнцу!
Луна уже отсчитала месяцы,
в положенное время сейчас идешь к свету.
Тут под бабушкино бормотанье возник еще какой-то незнакомый звук.
– Открываешь рот для первого вздоха, вместе с твоим первым вздохом на небосклоне рождается новая, твоя звезда.
Она увидела тебя, ее голос радуется,
Светом своим осветила, невидимой нитью,
Нитью жизни связала тебя с собой.
Проникая через рот, выходя через родничок,
Нить жизни прирастает к тебе.
И так становишься связанным
с верховным миром,
другой конец Нити жизни
в руках богини Я' Мюня,
всеобщий миропорядок создавшей.
(Я' Мюня — богиня, покровительница женщин)
В этот самый момент до моих чутких ушей донесся как будто крик ребенка…
Минули годы — беспризорные дети вечного времени; многое я в жизни узнала, поняла, но до сих пор остается глубокой загадкой чудо природы — рождение.
– Пора! К свету! Подтолкнуло место, где сотворился. К солнцу!
Откуда силы у этого беспомощного «сырого» пробиться сквозь кромешную темноту, через недружелюбные узкие проходы, которые давят со всех сторон, угрожают жизни, пытаются измять, перемолоть, стереть его? Пробился!
Это непонятно, ЧУДО для меня. Чудо из чудес! Чудо — рождение, перед которым до сих пор благоговею как маленькая девочка. Не могу объяснить.
Текст: Анастасия Лапсуй
Журнал «Северяне», № 3, 2024 г.
Авторы
«Северяне»
обновлено: 14:31, 27 сентября 2024