обновлено: 17:20, 08 июня 2023
Общество
Харп – это вам не…
«Господи, неужели все умерли?» — подумала я, едва прибыв на Ямал. За окном солнце светило напропалую, на часах — обеденный перерыв, но в нашем плацкартном вагоне почему-то стояла гробовая тишина. Но вот поезд тронулся, подо мной поплыли карликовые кусты и я, отряхнув с ресниц дрёму, поняла, что на Ямале в два часа ночи люди обычно спят, даже если на дворе яркий полярный день…
Время для чтения ~ 17 минут
С чего начинается Север?
В 1978 году мы с мужем променяли портовую Клайпеду на студёные высокие широты. Ехали, как и все — за романтикой, за запахом тайги, за «длинным» северным рублем.
В середине июня мы не чаяли увидеть здесь белых медведей, но на оленей надеялись. Однако на станции в Харпе нас встретили козы да стая лохматых разноцветных огромных собак. Они к людям были доброжелательны, в отличие от комаров, которые тучей гудели вокруг нас как бомбовозы.
На полустанке уже ждали знакомые. Они отвезли нас на машине в железнодорожный дом у речки. Каждое утро мы спускались на берег и умывались ледяной чистейшей водой, которая бурлила на каменистых порогах. У реки тогда стояло очень много балков и лодок.
Первые харповчане, с кем мы познакомились, были Беседины — Геннадий и Тамара. Они зазвали нас солнечным вечерком к себе в балок и угостили малосольным муксуном. Вкуснятина невероятная для меня была, а вот над мужем моим смеялись всей компанией. Он никогда в жизни не ел сырую рыбу, поэтому взял маленький кусочек и положил на огромный кусок чёрного хлеба. Ел с опаской. Теперь, конечно, другое дело…
На следующий день пошли прогуляться, посмотреть окрестности. За домом была свалка. Туда приезжали «Уралы» и вываливали из кузовов прогнившие продукты. Очень много было колбас, хлеба, вздувшихся консервных банок. На продовольственных кучах пировали огромные крысы.
За свалкой находились земляные ямы, видимо, бывший карьер. Издалека мы разглядели на поваленном дереве мужика в чёрном, блестящем на солнце фраке. Он сидел к нам спиной. Стали подходить ближе, «мужик» с огромным клювом повернул голову в нашу сторону, громко и хрипло каркнул, расправил огромные крылья, тяжело взлетел и низко устремился в сторону речки. Мы, конечно, обалдели. Больше никогда в жизни я не видела таких огромных воронов. Этому уж точно, наверное, лет триста было…
Единственным развлечением в посёлке был клуб. Там и фильмы крутили, и танцы устраивали по вечерам, работала неплохая библиотека. Лето в тот год было очень холодным, так что проходили в куртках весь короткий сезон.
Рядом с домом была исправительная колония, а через дорогу — коридор из колючей проволоки, заваленный булыжниками. По вечерам солдаты с автоматами водили здесь зеков, возвращавшихся после трудовой смены на ЖБИ в бараки. Так вот, из-за этих булыжников осуждённые в полосатых робах были вынуждены всё время смотреть себе под ноги. Удивительно, конечно, было наблюдать такую картину.
Колбасные бичевозы
На следующий год летом приехал стройотряд из Одессы. Прибрали свалку и стали за нашим домом строить хлебопекарню, на которой позже оставили свой автограф «Одесса — Харпу». Многое поражало меня в то время. Живой картошки и лука тогда не было. Продавали сухой яичный порошок, сушёный лук, сушёный картофель и свёклу. Молочки не было и в помине. Позже мы переехали на станцию, и моему мужу, как железнодорожнику, продавали в станционном магазине настоящее молоко, правда, понемногу, чтобы всем работникам хватило. Иногда привозили творог. Женщины приходили из посёлка с фотографиями своих маленьких деток и, показывая их продавщице, слёзно умоляли Назаровну продать им хоть чуть-чуть молочка, но та была непреклонна.
Позже харповчане стали ездить за молочкой на станцию Сейда. Там был свой немаленький коровник и свинарник. Кстати, и хлеб там тоже был отменный! Его покупали, пока сидельцы колонии не наладили своё производство — не хуже.
А за колбасой и пивом ездили в Воркуту на бичевозе. Так называли воркутинский поезд. В двух вагонах странствовали преимущественно пьяные бичи — бывшие работники различных северных предприятий.
Как-то возвращались домой с продуктами, и в наш вагон села бригада путеобходчиков с тёмными от солнца лицами. Все навеселе. Среди них была женщина с сыном-подростком. Материлась на все стороны света так, что уши в трубочку заворачивались. Я ей сделала замечание, что она всё-таки женщина, на что один из рабочих ответил мне с улыбкой: «Она не женщина, она путеец».
Квартирный вопрос не испортил харповчан
Раньше на месте квартала Северный собирали грибы, ягоды. А перед началом строительства устроили праздник. Пригласили ребят из ансамбля на ягодную поляну. Пели песни, танцевали, а потом закопали капсулу для будущих поколений. Со временем место забылось. Скорей всего, потеряли капсулу, когда рыли котлован. При строительстве до неё никому не было дела, а жаль. Я думаю, она где-то между церковью и первым домом, если смотреть по старым фотографиям. Дойти тогда от посёлка до Северного было невозможно без резиновых сапог. Грязь на дороге была непролазная, почти по колено.
Как-то объявили жителям Харпа, чтобы все собрались в клубе, будет важное сообщение от администрации. В зале негде яблоку было упасть. Конечно же, все волновались и надеялись, что ничего катастрофического не случилось. Но после выступления членов администрации и руководителей завода ЖБИ люди повеселели. Оказалось, что на базе предприятия решено выпускать материалы для постройки домов в посёлке. До этого там изготавливали плиты для дорог и щебёнку для всего округа, при этом основная масса харповчан ютилась в небольших балках и деревянных бараках. Бывало даже, что один маленький балок делили две семьи. Но люди и такому жилью были рады. Жили дружно, всегда друг друга выручали чем могли.
Увы, всеобщей радости хватило только на один построенный дом под вертолёткой. С одной стороны его окна смотрели на улицу, с другой упирались в скальную породу. На большее тогда не хватило ни денег, ни сил. Но харповчане, как люди с юмором и не теряющие надежды на лучшее, назвали этот дом «Ласточкиным гнездом».
Охота спасет и мир, и любовь
Лет пять я не давала мужу покоя, умоляла уехать домой, в Клайпеду. Мне в посёлке без родных и друзей было очень тоскливо и одиноко. А ещё меня угнетали балки, грязь, бессонные солнечные ночи, комары и мошка, от которых спасали только пропитанные специальным раствором сетки, буранные ледяные невероятно длинные чёрные ночи, ужасная, лишённая молочки и овощей, еда.
Но муж был неумолим. Познакомился с местными рыбаками и охотниками. Ему здесь понравилось сразу. Полная свобода. Но чтобы я наконец-то успокоилась, подарил мне ружьё тридцать второго калибра с инжектором и стал брать меня с собой на весеннюю и осеннюю охоту. Я со школы хорошо стреляла и успокоилась. На природе, вдали от тоскливого серого посёлка, чувствовала себя всё-таки поуютней, да и рядом с мужем. Больше он не оставлял меня в одиночестве, уезжая на охоту.
В свою первую осеннюю охоту я попала на какие-то острова. Мы с мужем остались на одном островке, а его друзья на другом, чтобы не мешать друг другу. Нас разделял небольшой ручеёк, воды по щиколотку. Построили с мужем скрадок, посадили на воду резиновые чучела уток с грузилом из тяжёлых гаек на капроновых нитках. До основного берега было метров пятьдесят. С той стороны иногда доносились звуки проезжающего поезда. Меня поразила вода, сквозь которую был виден каждый камушек на дне. Да и пили мы её с удовольствием, зачерпнув кружкой у берега. Вку-у-у-усная, правда, ледяная.
Погоня за шилохвостью
Тут к нам неожиданно наведался с другого острова приятель Толик. Каким-то образом узнал, что мы на всякий случай взяли с собой бутылку питьевого спирта за 10 рублей 12 копеек, купленную в поселковом магазине «Юбилейный». А мы уже сидели в скрадке и поджидали прилёта дичи. Он нам всё испортил. Вытянул ноги из скрадка именно тогда, когда пролетала утка-разведчик. Мы его выгнали. Птиц ждали до темноты, пока не уснули. Очнулись от шума дождя и воды в скрадке. Выглянули наружу, уже светало. Все наши резиновые чучела унесло течением. Быстро собрались и решили перейти в основное русло Соби. Да не тут-то было. Наш маленький, по щиколотку, ручеёк, разлился так, что моему мужу пришлось переносить меня на плечах со всем нашим скарбом. Хорошо, что он у меня почти под два метра ростом.
Перешли на островок, где должны были охотиться наши знакомые. Но никого не нашли, кроме Толика, спящего без обуви у потухшего костра. Губы у него были синюшные, и он почти не дышал. Почему-то был без верхней одежды, всё-таки осень, не лето. Стали его будить. Не реагирует. Тут вспомнили о непочатой бутылке спирта. Начали растирать, какое там! Мужу говорю: «Ты ему в рот налей». Разжали алюминиевой ложкой зубы, влили несколько «капель», закашлялся наш Толик и с трудом открыл опухшие глаза. Видимо, он на природу не столько охотиться, сколько пьянствовать приехал.
Подождали, пока остальные не появятся, — не оставлять же Толика одного. Пришли. Весёлые ребята, смеются, линялых зайцев показывают, настреляли где-то в тундре. Мы, конечно, высказали им за Толика. Потом накачали свою резиновую лодку и стали спускаться по Соби к Харпу. На полпути увидели посреди реки в высокой траве стаю красивых уток. Прежде я таких ещё не видела. Потом узнала, что это шилохвость. Пока муж с трудом удерживал вёслами лодку на сильном течении, одну я подстрелила — не возвращаться же домой с пустыми руками. Правда, догоняли мы её почти до самого Харпа. Она то нырнёт надолго, а нас же течением по реке несёт, то вынырнет впереди лодки. Догнали, загрузили на борт. Даже и не видно, куда ей дробь попала. Лежит вся такая чистая, чёрно-белая с длинным узким хвостом. Что ж, будет что приготовить к ужину с сухой картошкой. В магазинах-то мяса и в помине не было. Это потом уже стали привозить сайгаков, которых трудно было разварить, да и бульонный жир к языку прилипал, стоит ему чуть остыть. Потом стали привозить всего понемногу — и продукты, и предметы обихода. Народ всего набирал впрок брикетами — рыбу, кальмаров, головы и ноги кур. Помню, сфотографировала в магазине Таню Глазырину с роскошной гирляндой рулонов туалетной бумаги на шее.
А мы всё живём на Севере!
Приобщившись к охоте, я узнала, что многие харповчане семьями сплавляются с друзьями по бурной горной Соби. Попробовала и я. Понравилось.
Со временем стала привыкать к Харпу. Он строился, менялся, но неизменными оставались люди, настоящие северяне, доброжелательные, чуткие к природе и друг к другу. Это какой-то настоящий северный заповедник нормальных людей, думалось мне тогда. На Большой земле тебя ни за что не возьмутся подвезти без денег.
Прошло почти сорок пять лет с тех пор, как нас с мужем на станции встретили козы, стая лохматых огромных собак и воздушная армия комаров-бомбовозов. Харп стал неузнаваем. Построили новую лыжную базу, наши ребята отовсюду привозят медали. Возвели прекрасный спорткомплекс «Северный характер». В ДШИ юные художники открывают свои миры. А музыкальная школа? Она выпускает профессиональных музыкантов. Наши детки привозят из-за границы только призовые места. И я горжусь, что в нашем, казалось бы, таком отдалённом и небольшом посёлочке преподают такие чуткие педагоги, живут и учатся талантливые дети. Раньше библиотека ютилась в клубе, а теперь у неё свои залы с такой технической начинкой, что позавидуют многие центральные библиотеки. Харп стал другим и то ли ещё будет!
По телефону-«постанционке» в начале 1980-х обращались ко всем, кто живёт на околотках, о помощи в поиске пропавших без вести взрослых детей высокого московского начальства. Они ушли на Рай-Из, не взяв проводника и не сообщив никому о своём маршруте. Весной нашли их палатку, прибитую лавиной. Никто не выжил.
Текст: Вера Смилингене
Журнал «Северяне», № 1, 2023 г.
Авторы
Красный Север
Журналист
обновлено: 17:20, 08 июня 2023