обновлено: 15:02, 24 октября 2024
Общество
«Ямалнефтегазгеология». Так рождались грандиозные проекты. Часть 2
В 1976 году в «Главтюменьгеологии» организовали два производственных объединения: Обское в Сургуте и Ямальское в Лабытнанги. В «Ямалнефтегазгеологию» вошли все северные экспедиции: Таркосалинская, Уренгойская, Надымская и Ямальская на Мысе Каменном. Позже были созданы новые: Гыданская, Верхне-Надымская, Тамбейская. Некоторое время даже существовала Салехардская НГРЭ. Генеральным директором «Ямалнефтегазгеологии» был назначен Василий Подшибякин.
Время для чтения ~ 18 минут
Продолжение. Начало в №3, 2024
Многие спрашивают, каким он был. Я работал под его руководством двадцать один год, и, на мой взгляд, человеком он был неординарным, с большой харизмой. Характер имел твердый, волевой, решительный. Но нередко бывал груб с подчиненными.
Василий Тихонович имел непререкаемый авторитет не только на своем предприятии, но и в главке, и у окружного руководства. И это обстоятельство часто негативно отражалось на его заместителях. Они попадали под удар, когда нужно было отвечать перед советскими и партийными органами. Наказывали не первого руководителя, а зама, за дела, которые не входили в его обязанности.
Будучи главным инженером, Владимир Андреевич внедрил немало методов по техническому и технологическому перевооружению поисково-разведочных работ.
«Отец родной, не выгоняй!»
В те времена еще не работали вахтовым методом. Специалисты буровых и вышкомонтажных вахт жили на местах, отдыхали в базовом поселке. Большинство в общежитиях. Телевидение сюда еще не пришло, в свободное время обитатели общаг развлекались как могли: смотрели кинофильмы в клубе; кто-то травил байки из экспедиционной жизни — хорошие рассказчики ценились и пользовались авторитетом; кто-то выпивал.
«Дядя Вася», так директора между собой называли подчиненные, систематически ходил по общежитиям и гонял загульные компании. Очевидцы рассказывали, как однажды он в очередной раз застукал выпивоху-прогульщика. Тот, упав на колени, запричитал:
– Тихоныч, отец родной, не выгоняй, погибну без буровой. Клянусь, не буду больше пить, не выеду с буровой, прикую себя к ротору!
В другой экспедиции тоже забавный был случай. Хороший, но запойный специалист-итээровец бурно отпраздновал свой день рождения. Вызвали его к начальнику «на ковер». В приемной с интересом поджидали коллеги. Тот вышел расстроенный:
– Только вчера отметил день рождения, а сегодня мне объявили выговор за прогулы. Начальник сказал, что это в последний раз. Велел написать заявление на отпуск на две недели за свой счет.
Коллеги грохнули смехом на всю контору.
Подарок от строгого начальника
Василий Тихонович был большим любителем собирать грибы. В выходной день он садился за руль своего уазика и ехал по заветным местам вдоль заброшенной железной дороги. Знал, где растут белые. Иногда он приглашал меня с собой. Помню, уже в конце сезона выбрались в лес. На следующий день Василий Тихонович должен был отправиться в командировку в Тюмень, хотел увезти местных грибочков. Но насобирал совсем немного. Тогда я отдал ему свою корзину с «уловом». Сказал, что потом может просто выбросить ее — уже старая. Так он из поездки мне новую привез:
– А с чем мы с тобой в следующий раз поедем? — говорит.
В охотничий сезон Василий Тихонович любил походить по окрестностям с ружьишком и пострелять уток. Правда, в Салехарде он уже не охотился. А вот в Среднем Приобье — бывало. Как-то рассказывал про охоту с сыновьями — тогда дичи и всякой живности возле геологических поселков хватало. Упоминал и Газ-Сале, где занимался подледным ловом. Говорил, что там зимой у населения в сараях рыба была сложена поленницами.
Мы каждый день проводили селекторное совещание, где заслушивали сводки от экспедиций, тут же оперативно решались вопросы. Василий Тихонович после таких совещаний, особенно в выходные дни, любил поговорить на отвлеченные темы: о событиях в стране, о политике, пошутить, побалагурить, мог что-нибудь рассказать о своей работе на паровозе (после окончания ремесленного училища в 1945 году он работал помощником машиниста, потом машинистом на железной дороге. — Прим. ред.).
Бывало, директор срывался — кричал. Со стороны могло показаться, что у него не выдержит сердце. Но настроение менялось, как только он выходил из селекторной, — тут же расплывался в улыбке. Может, он намеренно выплескивал свои эмоции на руководителей экспедиций, чтобы нагнать страх за невыполнение плана.
Когда «дядя Вася» был в хорошем расположении духа, то с улыбкой напевал популярную песенку «Вася — стиляга из Москвы». Похоже, она ему очень нравилась.
Подшибякин был большим энтузиастом по использованию газа в качестве топлива в поселковых котельных и на буровых. Его добывали из разведочных скважин, которые мы запускали в режиме опытно-промышленной эксплуатации (ОПЭ). Завозить тысячи тонн угля и дизтоплива было очень накладно как в финансовом плане, так и для транспорта.
Впервые Подшибякин внедрил это в поселке Газ-Сале. С тех пор газ использовали во всех экспедициях «Ямалнефтегазгеологии», кроме Надымской — здесь была нефть. Причем директор заставлял делать это по старинке — хозспособом, без всякой проектной документации, за что приходилось отвечать главному инженеру экспедиции при проверках Госгортехнадзора. Но зато в жилье геологов и производственных помещениях тепла хватало.
Тонули, мёрзли и «падали» с небес
Для оперативного обеспечения полевых бригад всем необходимым мы использовали авиацию. Летом — вертолеты. Поначалу Ми-4, затем появились Ми-8 и Ми-6. Зимой для экономии — самолеты Ан-2. Летать по буровым мне приходилось чуть ли не каждый день. А сколько приключений пережито на этих трудягах-бипланах!
Помню, однажды при посадке задней лыжей зацепились за газопровод. Лыжина оторвалась, газопровод оборвало, и из него рванул газ. Хорошо, что не взорвался…
В другой раз испортилась погода — видимости никакой, сплошная белая пелена. За ориентир пилоты взяли кромку Обской губы, где были поросли леса. Двигались так низко, что несколько раз на сопках цепляли лыжами за верхушки елок. Подлетаем к базе, командир говорит мне:
– Посмотри, как я сейчас буду садиться по приборам.
Снижаемся, а по курсу прямо в лоб склад ГСМ нашей базы! Командир резко рванул штурвал на себя, и каким-то чудом мы не врезались в емкости с горючим. Оказывается, садились поперек посадочной полосы. Вот такие приборы были. А пилот — настоящий ас. После этого мы с ним очень подружились.
«При бурении разгрузочных скважин вокруг аварийного кратера при выбросе газа был большой риск сжечь мобильный станок, могли пострадать люди. Приходилось сдергивать станок от скважины и поджигать газ. После этого из земли торчали обсадные трубы с горящими факелами, возникала «долина огнепоклонников» — так мы ее называли», — вспоминает Владимир Зольников.
В экстренных случаях мне часто приходилось выезжать на буровую и по зимнику. Как-то после забурки «нулевки» на Р-81 Ямсовейской площади поступила команда отправиться на северную площадь, где неудачно складывались дела с планом. Мороз стоял минус 61 градус. Восточнее, в Тарко-Сале, было еще холоднее — минус 66 градусов. По регламенту авиация не летала, если температура опускалась до минус 50 — гидравлические жидкости и масло застывали. Решил отправиться в путь на гусеничном тягаче АТС-59.
По приказу объединения выходить в рейс в одиночку было запрещено, но пришлось — времени поджидать напарника не дали. АТС- 59 — военная техника с железной кабиной. Водители как могли утепляли ее, но это не помогало. А ехать нужно 350–400 километров, причем ночью — днем следы на зимнике не видны. Не проехал и трети пути, как почувствовал, что кровь в жилах стынет и леденеет, хотя одет был в шубу и унты. Даже сознание стало затуманиваться…
Под утро чуть живой добрался до базы. Сам выйти из кабины не смог, меня вынули и под руки завели в контору. Позднее подумал, а если бы двигатель по пути заглох или другая поломка случилась? Все бы закончилось печально.
Неоднократно я оказывался и в ледяной воде. Только на Надымской площади дважды. Как-то в мае при нелетной погоде ходил на старую буровую, чтобы узнать о запчастях. Вечерело. Хотелось сократить путь, поэтому пошел напрямую через протоку, прыгая по плывущим льдинам. Одна из них раскололась, и я с головой ушел под лед. Чудом выкарабкался на берег. Пока бежал до своей буровой, одежда превратилась в ледяной панцирь и гремела.
Второй случай произошел в октябре при ледоставе. Мы с тампонажником Володей Устюговым переправлялись через озеро на двухместной резиновой лодке. На середине нашу «Уфимку» захлестнуло волной, и мы оказались в ледяной воде. Поплыли, держась за борта. Под берегом пришлось ломать перед собой лед. Едва добрались до суши. До сих пор помню эти ощущения: будто миллион иголок вонзается в тело, и сердце стучит быстро-быстро, как у зайца.
Владимир Зольников: «При встречах со школьниками всегда говорю, геолог — профессия интересная, но трудностей в ней больше, чем романтики: это работа в экстремальных условиях, походный быт, тундра без намека на дороги и противостояние природным силам».
Геройство — издержка профессии
Однажды, когда был главным инженером экспедиции, шел с буровой в жилой поселок мимо склада ГСМ с несколькими сотнями тонн дизтоплива. Вдруг вижу, от емкостей метнулся человек, а из горловины одной из них, пульсируя, вырывается пламя. Мелькнула мысль: если мгновенно не потушить, то какая катастрофа сейчас произойдёт! Не раздумывая, скинул с себя телогрейку, накинул на горловину и лег на нее, чтоб перекрыть приток воздуха. Но горловина была широкая, и языки пламени, обжигая, вырывались из-под меня. Я старался закрыть руками прорехи в горловине, и через какое-то время все постепенно затихло.
Прежде чем воспользоваться медицинской аптечкой, по свежим следам выяснил, что за человек убегал от горящей емкости. Это был прикомандированный сварщик. Неизвестно почему он оказался у склада. С его слов, якобы выронил из кармана сварочный молоточек и от искрения произошло воспламенение. Я усомнился. Доверия к сварщику не было — он недавно освободился из мест заключения, но отстранять его от работы я не стал. Без сварщика на буровой вся работа остановится.
Полевые геологи часто оказывались в смертельной опасности: горели, тонули, замерзали, попадали в аварии. Но мы никогда не претендовали на геройство, считая, что всё это издержки профессии.
На месторождениях геологам иногда приходилось быть и спасателями, и пожарными. В сухую летнюю погоду ягель горел как порох. «Когда огонь подходил близко к буровой, мы грузили в вертолет пожарный инвентарь и вылетали. На месте раскидывали шланги, включали водяной насос буровой установки».
«Приветы» из прошлого
В тундре мы часто находили что-нибудь интересное. Например, на Гыдане на мысе Хасрё обнаружили памятник гидрографу Петру Напалкову. Монумент с массивными столбами, морскими цепями и тяжелой плитой в голой тундре выглядел грандиозно. Со слов оленеводов, его поставили дети Петра Яковлевича, проживающие в Ленинграде и побывавшие здесь на гидрографическом судне. Позже с интересом почитал об этом человеке. После установления советской власти, в Омске он стал начальником картографического отделения Обь-Енисейского гидрографического отряда, много лет проводил полевые наблюдения по берегам Обской губы. С 1933 года работал в Западно-Сибирском гидрографическом управлении Главсевморпути. Мыс Хасрё когда-то носил его имя. Переименовали его после того, как Напалкова репрессировали и расстреляли.
Много интересных находок было и на побережье Обской губы. Во время отлива встречались обломки судов, такелажа, поплавков, обрывки пеньковых канатов, спасательные круги и прочее. А еще — скелеты белух. Однажды увидели труп морского зайца — лахтака. Даже «экспонаты» военных лет были — замытые в песок деревянные бочки и ящики с проштампованной датой, остовы рыбацких избушек. По-видимому, в этих местах добывали рыбу для фронта.
В надымской тундре на озере вблизи «железки» обнаружили большую морскую шлюпку.
Иногда к нам на буровые захаживали хищные гости. Песцы частенько очищали помойку возле столовой, всякий раз успевая удрать от собак. Те потом привыкли к таким «соседям» и перестали их гонять. Рядом с нами паслись куропатки, кормились почками на кустарниках. Недалеко стаей проходили полярные волки. Близко к буровой они не подходили, видимо, опасались.
«Сделали» будущее Ямала
В свои лучшие времена объединение «Ямалнефтегазгеология» в год достигало 250 тысяч метров проходки горных пород. Нашим коллективом были открыты многие ямальские месторождения. К 1992 году в состав объединения входило десять структурных подразделений, в которых работало 8,5 тысяч человек.
Период перестройки был для геологов тяжелым. Мы выполняли геологоразведочные работы по госзаказу. Выполненные объемы нам не оплачивали. Задолженность по зарплате доходила до года, только иногда давали денег «на хлеб». Не принесла результатов и поездка Подшибякина к председателю Совмина СССР Николаю Рыжкову. В итоге геологию как отрасль ликвидировали через банкротство, все разведанные месторождения были переданы государству, а высококлассные профессионалы оказались безработными. Сбережения, накопленные ими за многолетний труд, пропали по воле младореформаторов.
Наверное, единственное, почему мы смирились с перенесенными тяготами, — осознание того, что благодаря нашей работе на Ямале сформировалась надежная минерально-сырьевая база, ставшая гарантом динамичного развития экономики и энергетической безопасности России. Наблюдая сегодня за реализацией грандиозных проектов на Южно-Тамбейском и Утреннем газоконденсатных месторождениях — «Ямал-СПГ» и «Арктик СПГ-2», у истоков которых стояло наше объединение, мы гордимся своей работой.
Текст: Владимир Зольников
Журнал «Северяне», № 4, 2024 г.
Авторы
«Северяне»
обновлено: 15:02, 24 октября 2024