обновлено: 09:07, 14 марта 2023
Общество
Как жилось на Севере «советскому Дон Кихоту» Анатолию Климову
Автор лучшей в 1939 году книги в СССР «Мы — из Игарки» Анатолий Климов несколько лет жил на Ямале, став свидетелем уникальных событий. Воспоминания журналиста-первопроходца, его статьи и рассказы об округе представляют для исследователей большой интерес.
Время для чтения ~ 30 минут
В Обдорск Анатолий Матвеевич приехал в 1931 году. Был ответственным редактором выездной путинной листовки «Рыбак», работал в первой окружной газете «Нярьяна Нгэрм» («Красный Север»), позже в редакциях Красноярского края. Именно на Севере он родился, как писатель.
На освоение Арктики молодого журналиста отправили в числе первых ста комсомольцев. За годы жизни в Заполярье он попадал в автокатастрофу, месяцами жил на промыслах, замерзал и голодал в тундре, организовывал первые нацсоветы, колхозы, и, конечно, много писал.
С такого небольшого путинного листка начиналась ямальская журналистика. Над первыми номерами в 1930 году трудились сотрудники газеты «Советский Север», выпустив с июля по октябрь 28 листков. Анатолий Климов присоединился к выездной редакции в 1931 году.
– Только что вернулся из второй командировки. Всего проехал по жуткой, мрачной, холодной и голодной тундре пять тысяч вёрст. Опасно и интересно. Кроме обмороженных ног, рук, лица остальное всё в порядке, — делился он впечатлениями в письме к другу Виктору Неволину в ноябре 1932 года. — Побывал на всём Ямале (по-самоедски «конец земли»), переваливал на остров Белый через пролив Малыгина, а оттуда на Новую Землю. Долго жил на Байдарацкой губе, там, где кончается Уральский хребет, обрывами, громадами скал в Карское море уходит земля. Там, где от морозов, снежных штормов леденеет в жилах кровь и где самоеды едят (то же делал и я) сырое мясо, рыбу, моржей и запивают тёплой кровью. В Новом Порту выпускал газету… Несколько раз думал о смерти (два раза писал прощальные письма), но как-то удавалось вывернуться. Первый раз заблудился, переваливая 120 км Обь, а второй раз на Байдарацкой губе сидел в бушующей тундре пять суток без крошки хлеба.
Угрозы мечте не помеха
Климов с детства мечтал писать книги, статьи. В Троицком краеведческом музее хранятся воспоминания его педагога Н. С. Соболева: «Особенно всех нас, учителей, поражали и восхищали сочинения Анатолия. Они почти всегда были похожи на маленькие рассказы, очерки, зарисовки. В этом уже тогда проявлялись большие литературные способности мальчика».
После окончания школы в родном Троицке (сейчас Челябинская область) молодой человек ненадолго устраивается в местную библиотеку, а потом в газету «Вперёд».
– Учиться в высшее учебное заведение не поехал, рано влекла литературная работа, — объясняет он свой выбор в автобиографии.
Молодой, активный, бесстрашный и дерзкий. Пожалуй , так можно охарактеризовать Климова тех лет. Он пропадает в командировках по сёлам и станицам округа, пишет хлёсткие и обличительные статьи. Однажды такая поездка чуть не стоила ему жизни. Журналиста зверски избили. Но работу он не ставил. Через несколько месяцев Анатолий Матвеевич вместе с другом и коллегой Владимиром Смирновым (литературный псевдоним — Вл. Стальский) отправился на Крайний Север. Начинали с путинных газет нынешних ХМАО и ЯНАО. Тогда выездные редакции были довольно распространены.
– Профработники продолжают упорно отсиживаться в Аксарке, предоставив пескам самим организовывать лов. Очень много говорят они о соревновании некоторых песков, но, кроме подписанного договора, результата нет, — пишет Климов в статье «Нужен перелом в работе» («Рыбак» № 4 от 11 июня 1932 года).
В те годы на Ямале заработали первые рыбозаводы. Немудрено, что путинный листок с таким говорящим названием «сражается» за качество улова, сохранность рыбы, пишет о проблемах на местах и соцсоревнованиях. Очень часто материалы «Рыбака» выходят в только что появившейся окружной газете «Нярьяна Нгэрм». Имя специального корреспондента Анатолия Климова мелькает периодически. Статьи острые — в духе того времени.
– Вонзевый лов по Обдорскому промыслу прошёл чрезвычайно плохо, не организованно. Оппортунистический самотёк верховодил весенней путиной, — начинает журналист с общих фраз в материале «Ветер с нездорового плёса», вышедшего в июле 1932 года. Потом переходит к конкретике. — Налим ценится как экспортное сырьё исключительно только потому, что он содержит в своей печени ценный жир, идущий на консервирование. Жир этот рыбаки называют «максой». Так вот эта самая макса однажды хронически стала пропадать из рыбы. Живот у налима не распорот, рыба цела, а жира нет! Оказывается, на песке Тоболько руководит ловом районный башлык Самойлов и по совместительству вредитель учит рыбаков, как не разрезая налима, через рот или через жабры вытащить из него жир. Учёба привилась. Налимы стали систематически «худеть» — терять максу. Самойлов вместо руководства ударным ловом занялся вредительством. Всходы пошли пышные. Вредительство перекинулось на низ, на Санганпане из налимов тоже стала исчезать макса.
Дальше — больше:
– На участке девять самодвижущихся судов и все они работают по желанию лентяев-командиров… Получается это примерно так. Катер «Товарищ» ведёт на буксире две рыбницы, гружёные ценнейшими материалами для песков, для побед 3-й большевистской путины. Отошли 25 километров от Обдорска и решили… отдохнуть. Бросаются якоря, останавливается мотор, и команда «ударников» забирается в кубрик на койки. Десять часов стоит караван, десять часов отдыхают лодыри с «Товарища», а тем временем рыбаки ждут подсобных материалов. Время прогона до конечного пункта с учётом течения и так далее, тоннаж не учитываются. Работа доверяется на совесть, ну а совесть не у всех бывает честная. На «совесть» командиры буксиров проходят порожняком около рыбницы, напичканной рыбой и не берут её. Рыба остаётся гнить! Так было в Кривой Оби (катер «Плановик»), так в обиходе Обдорского участка практикуется везде, на каждом шагу. Это вошло в систему! Рыбаки поймают хорошую рыбу, сложат её в плашкоут, забьют его до отказа, затем улов бросается прямо под солнце, на землю. А катера всё нет. Тогда рыбаки отказываются вымётывать тонь: «И эта-то рыба протухнет, а новую и ловить ни к чему!»( «Нарьяна Нгэрм» №62 от 6 июля 1932 года).
Душа коллектива и весельчак
Здесь, в Обдорске, он встретил свою большую любовь. Как и его, Елизавету Чусовитину отправили осваивать Крайний Север. В только созданном новом ЯмалоНенецком национальном округе нужны были молодые специалисты. Сначала новоиспечённая северянка была заведующей культпропотделом. Она часто и надолго уезжала в тундру с бригадой «Красного чума». Позже стала секретарём окружкома.
– Из нас многих Климов выделялся широкой эрудицией, хорошо знал современную литературу, музыку, был общительным, весёлым, остроумным и всегда становился душой коллектива. Было в нём и мальчишеское ухарство, а иногда он, пользуясь в чём-то своим превосходством, несколько и бравировал этим, — вспоминала Елизавета Илларионовна. — Несмотря на свой молодой возраст, в то время ему было 21 — 23 года, по уровню он выглядел грамотным, опытным журналистом, с его мнениями, предложениями считались руководители, специалисты окружных организаций… Много ездил по тундре… и много писал. Он быстро реагировал на… «горячие» точки в жизни Севера. Был такой случай — на Байдарацкой губе Карского моря находилась небольшая полярная радиостанция. Почти каждый год коллектив станции подвергался нападениям то морской крысы, то белых медведей или полярным ураганам, что выводило станцию из рабочего состояния, приводило к гибели людей. Не считаясь с большими затруднениями, он добрался до радиостанции и вместе с её работниками разобрался, что надо сделать, чтобы обезопасить людей… Или такой важный вопрос. На некоторых факториях тундры, особенно отдалённых, работало два-три человека. При подборе кадров не учитывалась психологическая совместимость людей, а в условиях жизни Севера это крайне необходимо… На двух конкретных примерах через печать Климов поднял и этот вопрос.
В 1933 году журналисту и Елизавете Чусовитиной впервые разрешили взять отпуск. Вместе с Владимиром Смирновым они отправились сначала в Свердловск, потом в Москву.
– В ЦК ВЛКСМ нам дали путёвки в Крым в санаторий. Прекрасно отдохнув у моря, мы совершили круиз на пароходе, посетили Сочи, Сухуми, Батуми, а затем поехали по стройкам первой пятилетки: Сталинградский, Харьковский, Челябинский тракторные заводы, Днепрогэс. Отпуск у нас был трёхмесячный. В Свердловске и Москве ходили в театры, цирк, выставки. Обогатились новыми впечатлениями, книгами, альбомами, различными наглядными пособиями и с новыми силами вернулись в Обдорск, — отмечает Чусовитина. — Климов, как и мы все молодые, любил красиво одеваться. В костюме, элегантной шляпе он походил на иностранца. Используя своё искусство перевоплощения, он мастерски выкидывал разные «хохмы». Например, вводил в заблуждение милиционеров, спрашивая их на ненецком языке, как пройти в чум, показывая на какое-то огромное здание. Или в ресторане, через «переводчика» Володю Смирнова просил принести блюдо — строганину из мороженого осетра, которого не было в меню. Заводил официанта, а иногда и метрдотеля в тупик. Или где-то в солидной публике переходил с нами на ненецкий язык, плёл всякую чушь, мы с Володей смеялись до упаду, а люди не понимали: «Что за язык?»
Первая книга — о Севере
Перейдя на работу в окружную газету, Климов начинает писать на разные темы, хотя занимает должность заведующего отделом северного хозяйства. Свои материалы он продумывает, как шахматист свои ходы.
– С утра через морозную пустоту бездонного верха на землю выпученными глазами пялились непримиримые соперники, рождающие свет, — солнце с луной, — начинает Анатолий Матвеевич статью «Слушай, юг!», посвящённую перевыборному собранию в национальный совет Приуральского района. Так, с помощью символических образов, он готовит читателей к непростой встрече, где сойдутся непримиримые классовые враги.
По воспоминаниям Елизаветы Чусовитиной, корреспондента очень интересовали народы Севера, их история, традиции.
– Климов был журналист творческий, ищущий… Встречи его с людьми, особенно старыми, их рассказы, предания, легенды, песни глубоко им изучались, дополнялись архивными материалами и создавалась документальная база для темы. Так он написал историческую повесть о национальном герое первой половины 19-го века — Ваули Пиеттомине, — отмечала она. — Увлекла его и другая историческая тема — Мангазея, северный торговый пункт 18-го века, расположенный на правом берегу Тазовской губы Гыданского полуострова… Из каждой командировки он привозил 5 — 6 исписанных блокнотов. Повести, статьи, рассказы, новеллы Климова по Ямалу печатались в газетах «Уральский рабочий», «На смену», в различных сборниках, журналах.
Несколько листов из тех командировочных блокнотов и тетрадей, наброски к рассказам хранятся в архиве города Троицка и в фондах Троицкого краеведческого музея. Читать их интересно и легко. Почерк у автора красивый, аккуратный. Некоторые журналистские зарисовки сопровождаются рисунками. История Обдорска, шаманизм, обычаи самоедов, социальное неравенство в тундре — журналиста интересовало всё.
– От 50 до 150 оленей — бедняк, от 200 до 300 оленей — середняк, от 300 до 500 оленей — крепкий середняк, свыше 500 — полуфеодал, классовый враг. Батрак — он везде одинаков. Руки — и всё (чум, 10–15 оленей, куча ребят). Он сторожит стада князьков, он охотник, он ловец и так далее. Вот в чём крылась ошибка прошлогодних перегибов. Так вот по-головотяпски разделили, а теперь расхлёбывают, — читаем на одной из тетрадных страниц.
Здесь можно найти описания самоедских князей и бедняков, подробности первого на Уральском Севере суда об алиментах, особенности сватовства у остяков и самоедов, выписки из книги записей приговоров Обдорской остяцкой и самоедской управ и многое другое. Всё это, конечно, потом использовалось в рассказах и очерках.
Первая книга Климова о Севере «Сердце тундры» в соавторстве с Владимиром Смирновым и Елизаветой Чусовитиной была опубликована в Омске в 1935 году. Правда, сам Анатолий Матвеевич в автобиографии указал почему-то другую дату — 1932 год. Может, это период работы над сборником?
– С этого времени я считаю свой профессиональный писательский стаж, — пишет он. — Во время работы в Арктике я написал ещё несколько книг: «Полярный круг», «Ненаписанные романы», «Народы Северного Урала», повесть «Мятеж» и другие.
Позади Ямал, впереди Таймыр
В 1934 году Климова утвердили корреспондентом газеты «Правда» по Ямальскому округу. Сам Анатолий Матвеевич в письме к Чусовитиной называет это «маленькой деталью большого события». Тем же летом он один отправляется в путешествие по Волге.
– У меня сейчас очередная, как говорят, дежурная хандра. Ты знаешь, Лизка, как это плохо — когда в тебе нарушены равновесия и чувств, и мыслей! — пишет он 14 августа, находясь на пароходе в Чебоксарах. — К чёрту летит установившаяся доселе гармония человеческого содержания, и он (человек) начинает пускаться на самую последнюю (опасную) ступень существования — на жизнь сегодняшним днём, без всяких перспектив и прогнозов. Тогда, Лизуша, бывает очень плохо. Человек теряет себя! И вот сейчас я ищу самого себя, я ищу своё равновесие. Вот уже месяц брожу я по СССР и нигде не могу найти исток своего бытия!.. Я ищу упорно, настойчиво. 5 августа я был в Астрахани и затем по Волге спускался до Горького. Был в Саратове, Сызрани, Самаре, Ульяновске, Казани, Чебоксарах (везде по 2–3 дня). Опускался до бродяжничества… Пил запоем, безумствовал. Затем трезвел, шёл жить в шикарные гостиницы («Интурист»), в рестораны, но нигде своего истинного места не нашёл. Я теперь говорю про себя, что я стал (собственно, и был) человеком без биографии, или ещё обиднее — голубоглазым советским Дон Кихотом. Бывает и так!... Я этически удовлетворён вполне — у меня есть приличный костюм, пара сорочек, дюжина воротничков и… всё! Что ещё нужно бродяге?..
Лето оказалось беспокойным для обоих. Сначала их отзывают в Тюмень, а через полгода в Красноярский край.
– В марте 1935 года с первым транспортным самолётом мы вылетели на Таймыр, в Дудинку, Игарку, — вспоминала Елизавета Илларионовна. — Он имел большие редакционные задания от двух газет, а я по поручению оргбюро должна была ознакомиться с состоянием работы Таймырской окружной комсомольской организации, подготовить и провести окружную конференцию. Срок командировки — пять месяцев.
Здесь они познакомились с полярным лётчиком, Героем Советского Союза Василием Молоковым, который должен был проложить воздушную трассу на остров Диксон.
– Красивый, ярко-голубой лайнер, специально изготовленный на ЦАГИ для полётов на Крайнем Севере, имел главное преимущество — мог делать посадку на любой площадке, — продолжает Елизавета Илларионовна. — Под гостиницу была выделена квартира в жилом доме. В одной комнате жил экипаж Молокова, в другой мы. Вечерами обычно собирались вместе. Молоков, Побежимов много рассказывали о Москве, планах освоения Севера, что Климова очень интересовало. В их комнате лежали мешки с продуктами и ещё с каким-то грузом, Климов заинтересовался им. Оказалось, подарки московских школьников детям острова Диксон. Чего только не посылали ребята: самодельные оригинальные игрушки, сладости, письма. С разрешения Молокова Климов сделал выписки из писем ребят, позднее об этом дал интересные статьи в «Пионерской правде» и других газетах.
Тот первый полёт на Диксон оказался неудачным. Самолёт потерпел аварию, потеряв ориентировку. Экипаж остался жив, а обломки разбитого голубого лайнера кочевники развезли по тундре, украшая ими свои чумы. О людях-птицах они слагали песни, легенды.
– По горячим следам… Климов написал интересный рассказ «Трасса мужества», хотел послать его в журнал «Всемирный следопыт» или «Вокруг света», затем раздумал и рукопись порвал, — пишет Елизавета Чусовитина. — Он был хорошо знаком с В. С. Молоковым и позднее много раз с ним встречался. Возможно, думал, ему будет неприятна публикация этого факта. Всё-таки это была неудача, чего не терпели отважные полярные лётчики.
Вскоре и сам Анатолий Матвеевич попал в автокатастрофу вместе с первым секретарём Игарского горкома партии Валентиной Остроумовой. Два дня пришлось просидеть им в тундре под крылом самолёта, обогреваясь примусом, пока бортмеханик исправлял поломку.
Вместо награды — арест
Весь 1936 год Климов работает над книгой «Мы из Игарки», авторами которой стали две тысячи школьников и на которую его «благословил» сам Максим Горький. Журналист встречается с ребятами, редактирует их материалы, отбирает лучшие. В это время у него самого уже растёт ребёнок. Елизавета Чусовитина в ноябре 1935 года родила дочь Ирину.
– Мама рассказывала, что отец объявил в редакции (Климов публиковался в газетах «Красноярский комсомолец» и «Красноярский рабочий». — Прим. авт.) конкурс на лучшее имя. Была даже написана поэма, в которой предлагалось назвать меня Севериной, — вспоминает Ирина Анатольевна Рыбникова (Климова).
В начале января 1937-го Анатолий Матвеевич уезжает с рукописью в Москву.
– Вчера был на приёме у А. В. Косарева (генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ. — Прим. авт.), — сообщает он любимой женщине 16 января из столицы. — Ничего старик, обрадовался, и, когда я сказал, что буду просить ЦК шефствовать над книгой игарских ребят, он даже улыбнулся и сказал: «Мы не только шефство возьмём, издавать её будем сами, а Вас просить будем отдать её в наше издательство». Моё желание показать книгу Маршаку одобрил, вот я и еду в Питер.
Из Ленинграда Климов пишет.
– Всё время, как я живу в Ленинграде, я лечусь у профессора Ратнера… От него я бегу в издательство или еду в Детское село к Маршаку (Самуил Яковлевич редактировал сборник. — Прим. ред.)… Не жру, конечно, вовремя, не моюсь в бане. Дурак какой-то одержимый! — пишет он 11 февраля. — А какая это будет книга, Лизуша! Маршак говорит, что она проживёт минимум лет 70 — 80… 6 февраля снимался для кино, 8-го выступал в Ленинградском дворце пионеров перед тысячью пионеров. Сейчас литобработка окончена почти, остались рисунки, переплёт и фото. С ними я ещё, наверное, провожусь дней 10–15…
После сдачи книги Анатолию Матвеевичу дали путёвку в санаторий и предложили работу в Москве. Но в один миг всё изменилось. Недавно построенная Игарка стала судьбоносной в жизни писателя. Книга о ней его прославила, она же в какой-то степени и погубила — именно из этого города на Климова пришёл донос. Его арестовали. Из заключения он пишет:
– Лизуша! Сегодня неожиданно летит Филатов… Очень прошу разыскать его там и переслать мне пару-другую сорочек (шёлковые лучше, ибо они менее пачкаются). Что мне нужно ещё? Хорошо бы ещё пальто и кепку какую-нибудь (хожу без всего), но это в том случае, если он возьмёт… Не плохо было бы… ликёра, но это вовсе необязательно, а вот апельсин или яблоко (хоть одно) обязательно! Очень прошу, Лизуша. Целую тебя, моя далёкая, родная, хорошая, и мою маленькую дочку.
За «потерю политической бдительности» с должности сняли и саму Елизавету. Три месяца женщина с ребёнком на руках сидела без работы.
Уехал с «Джеком Лондоном»
Через девять месяцев Анатолия Климова освободили за неимением состава преступления. И хоть он был полностью реабилитирован, в Красноярске его не прописывали. Ещё и серьёзные проблемы со здоровьем начались. Опасаясь за семью, писатель уезжает к родителям в Троицк.
– Лизуша моя! Вот я и уехал. Знаю, что много-много принёс тебе беспокойств и дум мой внезапный отъезд. Знаю, что не спала ты первую ночь — думала, ждала, тревожилась, — пишет он 23 декабря 1937 года. — Сегодня я сразу же после получения паспорта (время было три часа дня) решил до твоего прихода съездить на станцию и узнать всё о поездах. И вот приехал, на станции стоит 97-й до Челябинска. Сейчас Жорка привезёт вещи, я попросил его по телефону. И я, кажется, уеду. Прости, моя Лизуша, что не забежал проститься, но, думаю, ты поймёшь меня, моё состояние и моё желание скорее-скорее уехать отсюда, скорее-скорее отряхнуть с себя эти жуткие воспоминания и отдохнуть. Не маяться больше, не думать, не ждать. Купил себе Джека Лондона «Рассказы», большой-большой том — залягу и буду читать. До свидания, Лизуша, береги Иришку…
На этом северная жизнь Анатолия Матвеевича закончилась. Началась другая.
– В летние каникулы 1939 года я была у него в Свердловске, когда он начал работу по сбору материалов для книги «Урал — земля золотая». Жил он плохо. Узнав о репрессии, его освободили от работы руководителя литкружка Свердловского дворца пионеров, затем от работы в детской туристической станции. Климов не имел постоянного жилья, жил у товарищей, а больше где-нибудь в редакциях, служебных кабинетах, — вспоминала Елизавета Илларионовна. — В конце 1939 года Климов сообщил, что Союз писателей обещает ему путёвку в санаторий Крыма и что он обязательно заедет к нам в Москву (в 1938 — 1941 гг. Чусовитина училась в Московской сельхозакадемии имени Тимирязева. — Прим. ред.), но он не заехал ни вперёд, ни на обратном пути. Пришло письмо, тяжёлое, грустное, в нём были фразы «нам надо порвать наши отношения… я встретил женщину»…
Новую любовь писателя звали Вильгельмина Шейко. Она была врачом. В семье родилось двое сыновей. Они прожили вместе шесть лет — до самой смерти писателя 28 июня 1945 года. За это время Анатолий Матвеевич стал составителем ещё двух детских книг: упомянутая выше «Урал — земля золотая» и «Твои сверстники», автором известного «Наказа бойцам, командирам и политработникам Уральского добровольческого танкового корпуса от трудящихся Урала» 1943 года. А ещё он продолжал писать письма Елизавете Чусовитиной и дочери Ирине, делясь с ними самыми сокровенными мыслями.
– Не берусь утверждать, что нет больше людей, которые подобно мне, с равными усилиями работали бы так, как я последние три года. Я затаил глубоко в себе мечту — написать две-три книги такие, чтобы мне не стыдно было подписать их своей фамилией. И вот началась сумасшедшая, адская работа внутри себя. Надо было скрывать это, иначе была опасность прослыть выскочкой и тщеславным. Я это скрыл, скрыл даже от тебя. Днём и ночью даже во сне, Лизуша, я видел свою будущую книгу... Меня сжигал этот бредовый зуд творчества. Помнишь, я написал… целую книгу о Таймыре, за которую ты меня так ругаешь до сих пор. Где она? Я изорвал её, Лиза. Я понял, что она ничтожна, что я могу делать лучше вещи и порвал её. Никуда я её не отдавал. В таких мучениях я вынашивал себя. Вынашиваю и сейчас. В итоге вся сила, что была во мне — человеческие слова — сгорели, иссякли, испепелились… Они пошли на горение в голове и сердце.
К сожалению, свою главную книгу, о которой так мечтал, Климов написать не успел…
P. S. Самым успешным изданием писателя стал сборник «Мы — из Игарки», вышедший в 1938 году. В 1939-м книгу вместе с «Малахитовой шкатулкой» Павла Бажова признали одной из лучших в стране, она была представлена на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Однако из-за репрессии имя составителя в первом издании не указали. «Было имя Самуила Маршака, — вспоминала Елизавета Чусовитина, — он и присвоил себе славу и гонорар».
Редакция благодарит за помощь в подготовке материала Троицкий краеведческий музей, архив города Троицка и Государственный архив ЯНАО.
Текст: Татьяна Покальнетова
Журнал «Северяне», №1, 2023 г.
Авторы
Красный Север
Журналист
обновлено: 09:07, 14 марта 2023