обновлено: 14:04, 18 мая 2023
Общество
Недомашние питомцы в тундре, или ошка детям не игрушка
Спроси горожанина, кто-кто в чуме, кроме хозяев, живёт, и он почти наверняка ответит: авки да щенки. И будет не прав, поскольку, кроме этих привычных обитателей тундры, на стойбищах обретается масса другой разношёрстной живности. Причём не всегда домашней.
Время для чтения ~ 15 минут
Вспоминаю детство, и приходят мне на ум забавные истории, связанные с попытками приручить того или иного зверька. Увы, почти все они имели печальный финал — наши питомцы по разным причинам пропадали…
Начну, пожалуй, с кошки. На языке коми её зовут «кань», а на ненецком созвучно с русским — «хоска». В старину кошки в чумах не жили. Не их это среда обитания. Но цивилизация внесла коррективы — где с вахтовиками, а где и с самими кочевниками, заехавшими погостить в поселок, эти милые пушистые зверьки проникли в безлюдье высоких широт.
Летом в тундре кошкам хорошо — можно охотиться на леммингов и подъедаться у хозяйского очага рыбой и олениной. Правда, с собаками — вражда. Что ездовые, что оленегонные лайки всегда видели в кошках лишь добычу и мстили им за право беспрепятственного прохода в святая святых — хозяйский чум.
Ещё больше трудностей у хвостатых-полосатых зимой. На морозе в период ямданок (Ямдать — кочевать на нартах с оленями. — Прим. редакции) они быстро отмораживали уши. Помню, у знакомых в чуме пару лет жила белая кошка, а потом вдруг пропала. Хозяйка долго успокаивала себя, повторяя: «Ушла жить к песцам».
Как лебедь хозяина домой не пускал
Для тундровой детворы птенцы — желанная игрушка. Обычно их находят уже подросшими и приносят в чум. Пернатые быстро привязываются к новым хозяевам, считая их своими родителями. Несмотря на людское покровительство, они всё же нуждаются в защите. Тундровые собаки хоть и с пониженным охотничьим инстинктом, но норовят прибрать птенчика к лапам, попробовать на зуб. С большими птицами такой номер не всегда проходит. Взрослый гусь или лебедь легко отобьётся от собаки.
Я не помню, чтобы у нас в стойбище жили куропатки или утки. В основном гуси и лебеди. Гусей часто ловили, когда они были линными и не могли летать.
Особняком среди пернатых стояли соколы и ястребы. Мы их называли «хановеи». Птенцы соколов и ястребов — очень преданные. Особенно тому, кто первый взял их в руки. Они неустанно могли ходить за хозяином, реагировали на голос. Хановеи жили дольше гусей и лебедей, потому что были недосягаемы для собак. Обычно они устраивались на возах или специально установленной жерди.
Взятые из гнезда птицы не умели летать и не учились этому. Они полностью зависели от человека. С приближением зимы люди понимали, что пернатых нужно пристроить в тёплое помещение, и обычно оставляли их в деревнях. Помню, одного молодого лебедя отдали охотнику в избушку. Так потом сам хозяин был не рад такому сожителю. Птица, почувствовав себя главной, загадила жилище, могла в него никого не пускать, даже самого охотника.
Мишутка бывает кусачим
Иногда в чуме оказывались и медвежата. Не секрет, что медведи — враги оленеводов. И как бы ни регулировали их отстрел или охрану, пастухи не позволят быть рядом такому гостю, особенно в осеннее время, когда медведицы обучают подросших детёнышей охотничьим навыкам. Они могут не только разогнать всё стадо, задрав по пути несколько голов, но и загнать рогачей в ручей с крутыми берегами, где может погибнуть до сотни животных. Весной, выходя из берлог с медвежатами, медведицы на такое не способны, а вот осень — другое дело. И пастухи об этом всегда помнят.
Помню случаи, когда оставшихся без матери медвежат приносили в чум. Ребятишкам очень нравилось возиться с ними. Маленькие, они не очень отличаются от щенят — такие же ласковые. Даже поддаются воспитанию — понимают, когда их ругают за укусы и царапины. Но срок сожительства с людьми ограничивается парой месяцев, не более. К полугоду медвежонок превращается в настоящего зверя.
Как-то в соседней пятой бригаде, маршрут которой проходил в районе Болванской губы, появился медвежонок. Наш бригадир Михаил Иванович Чупров собрался съездить к ним по производственной необходимости — обсудить маршрут, расспросить про приметных оленей, и забрать несколько ездовых быков, отбившихся от нашей бригады. Дядна (Дядна — «дядина жена» с коми языка. — Прим. редакции) Маша попросила взять меня с собой, посмотреть ошку («ош» — с коми языка «медведь»). К тому же, там были мои сверстники, хотелось пообщаться. Тогда я впервые и увидел медвежонка. Он играл с нами как щенок. Зубы и когти у него были острые, но он нас не царапал и не кусал. Ничего не выдавало в нём злобного зверя, который бы в будущем мог легко убить оленя. В конце лета по рации мы узнали, что с медвежонком расстались — он укусил одну из девочек…
Ну, и зверь же ты, топтыгин!
Следующая встреча с этим животным у меня произошла весной, когда нас на школьном вертолёте развозили по бригадам. В нынешние времена количество детей, летящих в тундру, должно соответствовать количеству посадочных мест. Тогда было проще — в вертолёт грузилось всё: и дети, и другие попутчики, и вещи, и посылки. По головам никто не считал. Только командир вертолёта знал, сколько махина сможет поднять. Бывало, летали по несколько часов. Иногда тошнило от запаха керосина, болтанки и шума лопастей. Если маршрут был длинный и пролегал, например, через Варандейскую тундру, садились на дозаправку.
Той весной нашу шумную компанию высадили в одной из бригад. У нас был час, пока вертолёт заправят. Мы не могли надышаться чистым воздухом. И тут ребята с гордостью показали нам своего медвежонка. Он был маленький, сидел на цепочке и рыкал, смешно сжимая лапами маленький резиновый мяч. На груди у него было небольшое белое пятнышко. Мишку нисколько не смущало количество детей, желающих потрогать и погладить его. Мы бросали ему мяч, он его ловил или прыгал следом за ним, если не мог ухватить сразу. В общем, мы нашли общий язык.
Всё изменилось, когда к медвежонку подошли прилетевшие с дозаправки вертолётчики. Новые голоса, запах керосина, одеколона и ещё чего-то заставили ошку изменить поведение. Один из членов экипажа решил погладить его и потянул руку к загривку, и тут зверь вцепился мёртвой хваткой. Попытки стряхнуть его ничего не дали. Он только рычал сквозь зубы, а пилот — от боли. Последнему пришлось ударить животное, чтобы тот разжал челюсти. Крови было очень много. Руку забинтовали тряпкой, но и это не помогало.
В итоге медвежонок полетел с нами. Сейчас я понимаю, что это нужно было для анализов на разные заболевания, чтобы потерпевший был в курсе всего. Но тогда нам, детям, было жаль ошку. Мы чуть не плакали, когда его посадили в эмалированное ведро и сверху завязали крышку, оставив небольшую щель. Он скулил и рычал, царапая когтями стенки ведра, но шум вертолёта заглушал все звуки. О дальнейшей судьбе медвежонка я ничего не знаю, но сомневаюсь, что всё сложилось, как у Умки из мультфильма.
Охота на питомца
В стойбища попадали и другие хищники — лисы и песцы. Оленеводческие собаки встречали их без восторга — лишние конкуренты в борьбе за еду, которой в чуме порой не так и много, особенно летом. По моим наблюдениям, к таким питомцам сильно не привязывались. Наверное, потому, что они всегда оставались дикими — их нельзя было погладить, взять на руки. Про них так и говорили: «На шапку растёт».
Был свой песец и у меня. Как-то во время одной из ямданок в воздухе появился отчетливый запах этих животных. Он был мне знаком — в нашем посёлке Красное находилась звероферма колхоза «Харп», которая специализировалась на выращивании голубого песца и серебристой лисицы. Моя тётя, Евдокия Леонтьевна, работала там, и я часто у неё бывал, знал её подопечных. Очень любил ловить огромными сачками сбежавших из клеток песцов. Когда дул западный ветер, весь посёлок вдыхал запах зверофермы. Но справедливости ради хочется добавить, что в лучшие времена меха колхоза «Харп» шли отдельным лотом на Ленинградском пушном аукционе…
Чум мы поставили недалеко от песчаной сопки, где находилась колония песцов. Даже без бинокля было видно, что зверьки перебегают из одной норы в другую. Чтобы собаки не подались туда же, их посадили на вязки. Зато нам так хотелось сходить и посмотреть, как там всё устроено. И вот один из пастухов Валера Чупров, намного старше меня, позвал с собой на промысел. В бригаде зашушукались, начали шутить, мол, наловите зверьков на шапку и воротник.
До сопки было около километра. Невысокая, но вся изрыта норами. Когда мы приблизились, из них начали высовываться песцы. Самые смелые умудрялись перебегать. Мы соорудили несколько петель, поставили на самые истоптанные тропы, закрыв лишние камнями. На петли завязали красные тряпочки и сели с биноклем недалеко в засаде. Со стороны чума за нами тоже наблюдали в бинокль. Такое вот развлечение для всей бригады.
Ждать долго не пришлось, одна из красных тряпочек исчезла. Петля, замотанная за камень другим концом, уходила в глубь норы и дёргалась. Мы понеслись сломя голову. Вытащили упирающегося песца. Он был буро-серый с подпалинами, шерсть облезла — самый разгар линьки. Зверёк упирался и злобно тявкал. С горем пополам запихнули его в мешок и пошли к чуму.
Наш отважный Хитрец
Встречать нас вышли все. Только вот достать песца из мешка никто не решался — никому не хотелось быть укушенным. На помощь пришла дядна Маша. Она когда-то работала на звероферме и умела обращаться с этими животными. Из куска кожи и цепи от пуйни возовика была сооружена привязь. Вытащив зверька за петлю из мешка, дядна ловко перехватила его за уши и придавила к земле. Под комментарии «держи его крепче!» на шею бедолаги надели ошейник с цепочкой и отпустили. Но он остался лежать без признаков жизни.
— Задавился или сердце не выдержало, — был поставлен вердикт.
Подёргали, потрепали. По всему видно, что это прошлогодний самец. Расстроились. Уже за обедом услышали истошный лай собак. Выскочили. Песец, привязанный к копылу саней, яростно отбивался от кусачих.
– Вот хитрец, живой ведь!
Так и приклеилась к нему кличка Хитрец. Ухаживать за ним было хлопотно: нужно привязывать на ночь всех собак, ловить мышей для корма. На каждом новом месте после ямданки мы сооружали для него что-то вроде норки — втыкали в землю ветки полукругом, закладывали дерном и мхом. В период каслания песца запихивали в деревянный ящик, вокруг шеи обвязывали мешковиной — так он ехал и лаял на оленей. Вскоре мы поняли, что этот инстинкт идёт на пользу — лаем песцы отгоняют оленей от своих нор. Поэтому во время больших юркований привязывали Хитреца вместо собаки, и он очень хорошо справлялся со своей задачей. В руки так и не давался, даже успел пару раз цапнуть кого-то из бригады.
В конце августа прилетел школьный вертолёт. Я попрощался с Хитрецом. Очень надеялся увидеть его зимой в белой красивой шубке. А через неделю узнал, что до моего питомца всё-таки добрались собаки. В чуме забили оленя. Собакам сырое мясо не дают, обычно варят, а песцу кинули кишки. Поскольку отвязанных лаек было больше, схватку он проиграл.
Текст: Леонтий Чупров
Журнал «Северяне», № 2, 2023 г.
Авторы
Красный Север
Журналист
обновлено: 14:04, 18 мая 2023