обновлено: 07:20, 20 марта 2024
Общество
Обская эпопея, или Хождения по мукам журналиста «Красного Севера»
В конце девяностого года я по уважительной причине покинула Ямал, с тайными планами больше никогда не возвращаться. В багаже, нажитом здесь, были черно-белый телевизор, электрическая пишущая машинка, немодная одежда и несколько десятков книг, изданных в начале эпохи гласности. Это все, вместе с ключами от комнаты в салехардской общаге и старым диваном, я оставила родному «Красному Северу».
Время для чтения ~ 10 минут
Отбывала в Ленинград, в декрет. Благополучно родив сына, в начале девяностых нашла подработку на совместном предприятии. Полугерманское СП торговало сосисками, пивом, кирпичами и между делом занималось пиратской издательской деятельностью. Я переиначивала бесконечных «Анжелик» Анны и Сержа Голон так, чтобы ни один переводчик не догадался, что использован продукт его интеллектуального труда. За это неплохо платили. Когда ребенку стукнуло полтора года, главный редактор «Красного Севера» Владимир Волошин по телефону напомнил, что, вообще-то, уйти в декрет — не значит пропасть без вести. И сейчас возникла острая необходимость в моем творчестве.
– Дружок, — мягко сказал главный редактор. — У тебя небывалая возможность. У нас на станции Обская освободилась огромная «бамовская» двухкомнатная квартира. Лоджия. Ванна. Голубая вода из-под крана. Ты — собственный корреспондент по Лабытнанги, Обской и Харпу. Тебе как?
Где была моя голова? Полузабытый голос редактора действовал гипнотически.
– А там есть детский садик?
– Конечно, есть! — заверил Владимир Никитич.
Станция тихого ужаса
Мы с полуторагодовалым сынулей оказались на Обской в июне 1992 года. Это было очень холодное лето. Местность располагала к съемкам фильма катастроф: небольшой поселок с обшарпанными щитовыми строениями, опутанный толстыми металлическими трубами и дальними паровозными гудками.
– Осторожнее ходи в тундру с ребенком за грибами и ягодами! — предупредил меня бывший владелец «бамовской» квартиры, фотокор «Красного Севера», общественник Женя Гапонов. — Часть женских и детских гулаговских останков мы захоронили, но до сих пор там черепа попадаются.
Ведомственный детский садик транспортных строителей на Обской действительно был, но, во-первых, там не оказалось мест, а во-вторых, принимали туда только с трех лет. Как-то мы не подумали, что нужны не садик, а ясли. Попытки найти няню не увенчались успехом: Обская была молодым поселком, и бабушек там не водилось как класса.
На добычу информации для «КС» я отправлялась с ребенком за спиной: он сидел в специальном приспособлении — рюкзаке, который крепился на алюминиевых трубках.
– Он у тебя ходить не научится! — окликали соседи.
Ребенка мало того, что не с кем было оставить, нечем было кормить.
Когда за еду платили ваучерами
В те времена на магазинных прилавках Обской лежали откровенно тухлая рыба, над которой вились мухи, консервы из морской капусты, почерневшая свекла в стеклянных банках и еще что-то столь же неаппетитное. О молоке и мясе даже мечтать не приходилось.
За продуктами я с ребенком за спиной ездила в Лабытнанги, там иногда можно было раздобыть курицу, рыбу и яблоки. А потом его стало не только нечем кормить, но и не на что. Летом, осенью, зимой 1992 года задерживали зарплаты транспортным строителям, геологам, бюджетникам. По ночам на Обской горели ларечные огоньки. Ввиду безденежья местных обитателей расчет зачастую шел ваучерами. Тогда еще не все дотумкали, что на них лучше покупать акции «Газпрома». Особенной популярностью в народе пользовался коктейль «Белая смерть»: спирт «Рояль» разбавлялся кокосовым ликером.
В конце сентября «Красный Север» прислал мне гуманитарную помощь: сетки картошки, моркови и капусты. Мы с водителем бережно разложили их на лоджии. В ту же ночь грянул мороз, и овощи промерзли до стеклянного состояния. Оттаяв, капустные листья превращались в мокрые ошметки.
Не все было плохо. Сначала даже не могла позвонить в редакцию, в квартире не оказалось телефона. Как объяснили добрые люди, в Лабытнанги и на Обской действовали ведомственные стройсвязь, газсвязь и лессвязь, которые все вместе назывались хренсвязью. После выяснения причин этого феномена и описания проблем операторов на первой полосе «КС» вышла статья под заголовком «Посторонним — хренсвязь!». Телефон мне установили на следующий же день.
Раз в неделю редактор присылал редакционный уазик, чтобы я могла объехать нужные организации и предприятия и набрать издательского материала. Обычно на хвост водителю падал наш технический персонал. Веселые машинистки, сломив мое чувство долга, уговаривали плюнуть на работу и проехаться по лабытнангским магазинам. До сих пор поражаюсь терпению и благородству Владимира Волошина, который без конца входил в мое положение и ни разу не предложил уволиться. Работник из меня был неважный.
Почти на каждые выходные приезжали друзья-журналисты. Несколько раз для этого им пришлось пешком переходить Обь по неокрепшему льду. Однажды Таня Копылова и Надя Самовская притащили несколько упаковок детского питания, которые с оказией мне передала собственный корреспондент по Новому Уренгою Маша Кельник.
Баночки с тыквенным пюре сыграли свою роль в дальнейшем развитии событий. В одну из зимних суббот в Лабытнанги намечалось культурное мероприятие, на которое я отправилась для его освещения в газете. Как водится, с ребенком, хотя в теплых одеждах уже не было возможности таскать его в рюкзаке. Мы поехали на автобусе, где двухлетнего малыша начало укачивать. Выскочили на ближайшей остановке, но было поздно. Ядовито-оранжевое тыквенное пюре, съеденное сыном на завтрак, оказалось на моем ярко-зеленом пуховике и при минус тридцати пяти намертво к нему примерзло. Продолжение поездки оказалось невозможным. Я поняла, что больше так продолжаться не должно.
Только самая смелая журналистка…
Мы договорились об интервью с хозяином Обской — генеральным директором «Ямалтрансстроя» Игорем Наком. Оставив сына соседям, я пошла на эту беседу с определенными корыстными намерениями. Но оказалось, что и Игорь Нак согласился поговорить не просто так.
Первым делом он обвинил меня лично и «Красный Север» в депрессивном состоянии станции.
– Гады вы, — в сердцах сказал он. — Если б не ваши журналисты с экологами, мы бы успели построить эту дорогу до кризиса…
Честно говоря, до предъявления этой претензии я не задумывалась о том, какую роль в судьбе железной дороги Обская — Бованенково сыграла родная газета. На этот проект «Красный Север» в самом конце восьмидесятых откликнулся первополосным коллажем и статьей «Перечеркнуть Ямал?». Там «железка» пересекала полуостров, и на одной половине цвели ромашки, а на другой были впечатаны следы вездеходов и стояли разливы нефти. Мы цитировали опасения кочевников: «Только самая смелая утка перелетит через железную дорогу! А олень никогда ее не перейдет!».
Наш корреспондент Александр Херсонский и эколог Вячеслав Лукичев постоянно донимали транспортных строителей требованиями предъявить технико-экономическое обоснование строительства дороги с такого-то по такой-то километр и особенно его экологическую составляющую. Без конца созывали общественные слушания.
– Вот любуйтесь теперь на дело своих рук, — подытожил генеральный директор. — Теперь с этой перестройкой вообще непонятно, чего ждать.
После этих слов я набралась наглости, сообщила, что Бог меня уже наказал, и изложила проблему с детским садом.
– Все бы так решалось! — сказал молодой Игорь Нак, мой ровесник, и немедленно позвонил заведующей садиком.
На следующее утро ребенок не оценил своего счастья. Когда я сдала его на руки воспитательнице, немного поуговаривала и кинулась наутек, он заорал благим матом, завалился на спину и начал отбиваться руками и ногами. Это длилось бесконечно долго. Я стояла на крыльце, по другую сторону дверей, и тоже плакала.
В ту пору трудно было представить, что всем будут вовремя платить зарплату, и в магазинах настанет изобилие. Что дорогу построят, кочевники будут сверять время по проходящим мимо поездам, краснокнижные кречеты совьют гнезда на мостовых переходах, а сынуля выучится на инженера эколога.
Текст: Ольга Ефремова
Журнал «Северяне», № 1, 2024 г.
Авторы
Красный Север
Журналист
обновлено: 07:20, 20 марта 2024