обновлено: 10:46, 13 июня 2024
Общество
Охотничьи байки: Ханты-Питляр
Порой мне снятся топкие берега сибирских болот, засидки и скрадки, подсадка чучел и первый утиный табунок в небе. Снится, что я все еще охотник — молодой, добычливый, азартный…
Время для чтения ~ 21 минута
Хорошо помню, как в глубокой юности не мог попасть с каких-то пяти метров в сидящего передо мной селезня. Ствол дедовского ружья ходуном ходил от сказочного зрелища, неверия, что все взаправду и сейчас, после выстрела, селезень тот забьет крылами и превратится в долгожданную добычу. Вот то — истинный азарт, а не масштабные вылазки на десятках машин куда-нибудь к воде, где можно костерок развести, шашлычок пожарить, принять на грудь, а в самый канун открытия сезона устроить полуночную пальбу по пустой таре. Главное отметиться — был на охоте…
Хотя, зря я грешу на всю охотничью братию. Остались (как им не быть?) настоящие добытчики, которые не особо любят афишировать свои успехи перед честным народом. Никуда они не делись, просто скромно ушли в тень, а на виду остались неугомонные владельцы дорогих ружей. И бедная утка, напуганная их напором, уходит все дальше и дальше от города, где взять ее не так-то легко. Хотя, может, оно и к лучшему: глядишь, побольше ее уцелеет. Но то, что давние дедовские традиции изрядно подзабыты, втоптаны вместе с бутылочными осколками в грязь, и охота превратилась в многолюдный сабантуй — то жалко…
Эпичное сидение на вертодроме
… Было мне в ту пору около тридцати лет, служил руководителем средней руки и за пару недель до охотничьего сезона собрал вокруг себя пятерых человек, что обращаться с ружьем умели чуть не с детских лет. Решили мы с ними тайно от всех совершить вылазку на дальние озера, где и охотники особо не бывают, и дичь водится. Причем, как те бывалые люди судачили, залетают туда кормиться и гуси, и косачи рядом в бору водятся. А там — кто его знает, на кого еще набрести можно. У меня как раз отпуск вызревал, а мои соратники заявление на отгул написали, чтоб все было как положено.
Добраться на то озеро можно было лишь вертолетом, который делал по несколько рейсов в день на какую-то таежную стройку. Нашли и знакомых летунов, они брались нас туда закинуть, а через недельку доставить обратно. Определились со временем, с боеприпасами, продуктами и, само собой, полной тарой «на всякий случай». Но уговор был железный: до отлета — ни-ни.
Сели на дежурное авто и к нужному времени добрались до вертолетной площадки. Отсюда винтокрылые машины отправлялись в разные стороны. Расписания никакого. Кого куда направят — непонятно. Пилот рукой махнет, и в две минуты нужно быть на борту. Естественно, начальство о том догадывалось, но особого шума не делало. Не велик грех попутчиков прихватить.
Уходит первый борт — не туда, куда нам надо. Второй — тоже мимо. Уже второй час сидим. У мужичков моих естественное желание возникло: отметить событие, чтоб время так не тянулось. И вроде уговаривались на ни-ни, и против коллектива не попрешь…
Прошло пару часов. Тут один, самый разумный — Костей его звали — предлагает: «Все одно зря сидим, давайте в ближайший магазин гонца зашлем». Все только «за». Уехала вахтовка с избранным, а тут и нужный борт садится. Оставшиеся говорят: «Ничего, дождемся другого. Не пропадать же добру с Костяном». Остались. Проходит час, мы снова все в сборе, а нашего борта все нет. Тут сообщили, что рейсов в нужном нам направлении сегодня и вовсе не предвидится: «Отдыхайте!»
На борту «Ихтиоза»
Народ на меня глядит, мол, чего делать-то станем? И тут меня осенило поехать на другую сторону Иртыша, найти какое-нибудь озерко, да и пострелять вволю. Никто особо возражать не стал, погрузились — и на берег.
И надо же такому случиться, что стоит на переправе кораблик под названием «Ихтиоз», а на борту капитан Володя. Он в нашем участке зимой грейдеристом на службе состоял, а летом в рейс уходил, имел флотское образование. Под его началом был изготовленный для военных целей сторожевой катер, довольно скоростной и легко управляемый. Мы к капитану, как к родному, мол, возьми с собой, по дороге где-нибудь высадишь, хотим охотиться — спасу нет!
– Через полчаса отваливаем, — согласился Володя.
Ехать с нами решились не все. Двое отговорились срочными делами и заботами. Нас осталось трое, не считая капитана и его пожилого помощника. У последнего, как на грех, оказалось две фляги, под горлышко заправленные свежим пенным…
Еще немного, еще чуть-чуть — и все к рулю кинулись, капитанами себя почуяв. Весело доплыли до Абалака. Лишь потом Володя, узрев монастырские строения, сообразил, что не туда курс держим. Обложил нас матом крепко. Развернулись, пошли в другую сторону. На север, значит.
Утром слышу скрежет, звон цепей швартовочных, крики какие-то. Выбрался из кубрика, спрашиваю у капитана:
– Это где мы есть?
– В Хантах на заправку встали, — отвечает он спокойно.
– А потом куда?
– Мне в Салехард нужно груз доставить.
Этот «Ихтиоз» был в аренде у одного рыбного НИИ как курьерское судно. Но это ладно. Нам-то что под Салехардом делать? Это же, считай, две тысячи верст!
– А обратно когда? — интересуюсь, надеясь на ответ, что через недельку-другую, в крайнем случае две.
– До конца сезона на Севере буду, — отвечает капитан.
Значит, до ледостава, до начала ноября месяца. А сейчас сентябрь только.
– А нам как быть? — задаю резонный вопрос.
— Определю вас где-нибудь, там и поохотитесь, и порыбачите, — улыбается он.
«Нахожусь в Горках, плывём в Мужи»
Сон мой как рукой сняло. Выходить в Хантах — кому мы здесь нужны? А на север плыть — как потом обратно добираться? Дилемма…
Разбудил свою команду, изложил ситуацию, а мужики так спокойно и говорят мне: «Капитан — человек бывалый, не первый год обретается на Иртыше и Оби, он нас пристроит куда-нибудь. Чего переживать? Плывем — и ладно».
И плыли мы так то ли день, то ли два, покуда до меня не дошло, что дома меня хватятся через неделю и точно в розыск объявят. Надо бы их как-то известить, где нахожусь. Пошел к капитану, показываю на рацию, мол, с Тобольском связаться можно? Он смеется:
– Второй год не работает. Лампа какая-то полетела.
– А почта нам хоть какая-то по дороге попадется? — спрашиваю. — Домой телеграмму надо дать, а то ведь там с ума сойдут.
– Почта скоро будет. Тут поселок стоит, Горки называется. Я причалю, быстро отправите свою телеграмму, и все путем будет.
Точно, поселок. Выбрался на берег, иду по песчаной улице. Как сейчас помню, рябина соком налилась, и я, как ягодка спелая, разными нехорошими мыслями одолеваемый. Зашел на почту, бланк взял, пишу: «Нахожусь…»
– Как ваш поселок зовут? — уточняю.
– Горки зовут.
У меня тут же с этим названием нехорошая ассоциация родилась: именно в Горках вождь мирового пролетариата последние дни свои доживал. А если придет от меня послание, что я в Горках оказался, что там мои родные и близкие подумают? Ясно что. Нашел-таки выход, спрашиваю телеграфистку:
– А как следующий поселок называется? Скажите, будьте добры.
— Мужи, — спокойно говорит она.
– Как?!
– Говорю вам: Мужи!
Вот те на. Сплошной кроссворд выходит. Не нашел ничего лучшего, как так и написать: «Нахожусь в Горках, плывем в Мужи». Мелькнула спасительная мысль, что моя мама, проработавшая в речной навигации всю жизнь, поди разберет. Только вот мама всю ту осень провела у себя на даче и в город ни разочка не показывалась. Так что осталась та телеграмма нерасшифрованной и долго служила мне упреком за верхоглядство и прочие и прочие мои грехи.
А избушка непростая…
Наконец, судно наше остановилось возле симпатичного заливчика, опоясанного сверху сопками высоких холмов и непроходимым лесом. Капитан подозвал нас и сообщил:
– Вот здесь вас и высажу. Там наверху избушка, в ней обоснуетесь. Печка есть, топор найдете, так что замерзнуть не рискуете. Лодку вам оставлю с мотором, бензин, сети, хлеба запас, сигарет, потом по возможности еще подкину. Местечко это называется Ханты-Питляр. От Салехарда совсем недалеко, рукой подать, но от людей скрыто, лишних глаз нет. Хозяин избушки на лето в поселок перебрался, сюда зимой вернется. Только смотрите, ведите себя тихо — не пакостить, а то он на вас управу живо найдет.
Мы в ответ улыбнулись, представив хилого мужичка в сравнении с нашей разудалой троицей. Настроение было самое радостное. Когда еще удастся попасть в такие нежилые места, где ты сам себе хозяин?!
Быстро выгрузились, отыскали избушку, сплошь увешанную амулетами из птичьих хвостов и лап. Посоветовал мужикам их не трогать, но те лишь посмеялись: «Хозяин новых птичек себе наловит». Чего с ними спорить? Промолчал…
Наибольшей проблемой на новом месте оказалась заготовка дров. Ни березы, ни осины или иных пород деревьев на том взгорье не росло. Одна лиственница. А срубить такое дерево, да еще тупым топором — это, я вам доложу, та еще задача. Но ничего, справлялись — рубили по очереди, собирали валежник и все, что можно на растопку пустить. Как-то смотрю, тащат парни вязанки каких-то заготовок — хорошо обструганных, явно для дела приготовленных. И в огонь. Тут я возмутился не на шутку, мол, чего же вы чужой труд на распыл пускаете? Человек старался, вырубал, выпиливал, подгонял все по размеру, это же явно детали для нарт.
– Ну и фиг с ними, — услышал в ответ. — Ему тут заняться нечем зимой, пущай себе строгает, а нам ладони в кровь сбивать уже надоело. Ты можешь и дальше рубить, коль нравится, а мы эти палки точно на растопку пустим.
Вижу, спорить с ними бесполезно, но сам эти детали от будущих нарт не трогал. Даже спрятал подальше несколько вязанок, пока ребят не было. Меня с детства приучили не трогать то, что не тобой сделано. Да и потом вспомнились слова капитана, что с хозяином избушки лучше не связываться, а то дело может худым концом к тебе повернуться.
Охота, рыбалка и спасение утопающих
Заливчик, где мы обосновались, был несказанно богат рыбой, которую в те благодатные времена еще можно было ловить без оглядки на запреты и ограничения. Потребляли мы ее в сыром виде с хлебом и солью. И сытно, и время на готовку тратить не надо.
Правда, пару раз стреляли в нашу сторону непонятно откуда. Ни в кого не попали, да поди и не целились, но, когда пуля рядом просвистит или от воды отрикошетит, ощущение, я вам скажу, не из самых приятных. Видать, попугивали нас внимательные люди, чтоб мы не забывали, что в гостях…
Плавали пару раз в поселок за хлебом и невольно оказались спасителями двух практически захлебнувшихся утопленников. Обычно рыбаки к обеду улов свой выменивают у проходящих речников на выпивку. К берегу вплотную не подплывают. Чтоб мотор не поднимать, привязывают лодку к кольям, а дальше по воде в броднях идут. Две лодки так встали, рыбаки из них выбрались. Оба тепленькие и едва живые. Тащатся по воде. И мы следом встали. Вдруг один то ли поскользнулся, то ли зацепился за что-то и прямо лицом в воду. Встать не может, захлебываться начал. Дружок ему на помощь кинулся и тоже упал. Лежит в воде, руки крестом раскинул. Я, не раздумывая, кинулся к ним. Сначала одного к лодке подтащил, потом другого. Загрузил бедолаг, моторы поднял, к берегу причалил и так оставил. Парни смеются: «Все одно — медали за спасение утопающих никто не даст, в протоколе не зафиксировано». Ругнулся на них…
А охота там оказалась знатная. Место кормовое. Табунки один за другим пикировали в заводь, и мы, спрятавшись в кустах, выбирали любую утку по своему вкусу. Настрелялся я там от души и даже больше — синяк от отдачи приклада на плече долго не сходил. Но опять же птицу ощипывать надо, потрошить, палить, варить сколько положено…
А вот рыбка речная куда как веселее шла. Мы соорудили на берегу примитивную коптильню — вялили, сушили, набирали впрок самые жирные хвосты, чтоб домой было что привезти.
Прошло недели две или три, отпуск мой уже к концу подходит. Еще как-то до родного Тобольска добираться надо. На чем? Начали к капитану подступать, мол, выручай, век твоими должниками будем. Он посмеялся, пошутил, что не мешало бы нам и на зимовку остаться, но потом серьезно уже так говорит:
– Договорился с одним знакомым сухогрузом. Скоро мимо пойдет, закинет вас в город. Только вы с ним рыбкой поделитесь, а то ему нынче некогда было промыслом заниматься.
Мы не против, только «за».
Ночью остановился этот самый сухогруз, забрал нас. На нем добрый мужик оказался. Кубрик нам приличный отвел. Рыбы, что заготовили, совсем чуть взял. И через три дня мы уже стояли под стенами родного города. Распрощались и чуть не бегом по домам. Кончилось наше приключение. Только вот главное все потом случилось…
Судьба или расплата?
Через месяц один из тех, что у нас в команде был, аварию по пьяному делу устроил, девчонку покалечил. Сразу его не закрыли, он и гужбанил. И надо же такому случиться, что поздней ночью его на проезжей дороге насмерть сбил какой-то горе-водитель. И скрылся. Похоронили, погоревали.
К тому времени и капитан наш из плаванья вернулся. Встретились, поговорили. Через неделю другое известие не лучше первого: зарезал его строитель, что под его дом фундамент подводил. Не поделили что-то. Капитан-то был сам по себе человек тихий, сдержанный, но лишней копейки просто так никому не давал. Может, на том и разошлись.
Последний попутчик мой пострадал уж и вовсе дурным способом. Поехали шишку бить в соседний район, обратно возвращались по темноте, фары плохо горели. Налетели на брошенные раззявой-трактористом бревна, в аккурат посреди дороги оставленные. Ему, бедняге, полноги оторвало. Пришили как могли, но хромал до конца дней своих. Позже он с одним нашим общим дружком разодрался и влепил тому заряд дроби. Ушел на зону на долгих восемь лет. На воле еще пожить успел, сколько здоровье позволило.
Вот тогда-то меня раздумье и взяло. Думаю, что-то неладное с поездкой той нашей вышло. С нее все и началось. Не зря капитан говорил, чтоб не вольничали в чужой избушке — лишнего не брали, не пакостили. Ой, неспроста все это. И хотя особо верующим человеком себя не считаю, но веру дедовскую пытаюсь соблюдать как умею. Много раз к этой ситуации возвращался: и так и этак посмотреть на нее пытался. С одной стороны — случай всему виной. Погибли, покалечились по дурости своей. Судьба, значит, так распорядилась. А с другой — не шли с ума те сожженные заготовки и амулеты сорванные. Порушили чужое добро, вот оно все так и обернулось против нас. И меня судьба изрядно покрутила, потрепала, но главное — жизнь оставила. Одно скажу: в те северные края больше ни ногой. Хоть и звали меня друзья побывать в тех благодатных местах, но родной берег как-то милее, надежнее. А чужие края, они хоть и заманчивы, да не для каждого доступны, открыты. К ним свой подход нужен, а не знаешь как — лучше не суйся.
На меня та дальняя поездка подействовала и вовсе непонятным образом: забросил навсегда охоту, и все мои замечательные ружья стояли без дела долгое время, пока не решился сдать их навечно в соответствующие органы. Той же осенью ушел с начальствующей должности и… впервые в жизни написал корявый, но все же свой рассказ или очерк — сейчас и не вспомню. Так что на каждом из нас та поездка оставила свою отметину. И спорить с этим даже не буду, коль до сих пор влияние ее на себе ощущаю.
Текст: Вячеслав Софронов
Журнал «Северяне», № 2, 2024 г.
Авторы
«Северяне»
обновлено: 10:46, 13 июня 2024