обновлено: 12:56, 28 июня 2024
Общество
По Таймыру и льдам океана, или Обыкновенные приключения необыкновенных людей
Был у меня в жизни эпизод, который и приключением-то не назовешь, просто нерядовой, в чем-то даже курьезный случай. 22 апреля 1985 года — аккурат в юбилей вождя мирового пролетариата В. И. Ленина — дежурил я в Кутопьюганской школе-интернате. Несмотря на праздник, все было буднично: за окном пурга, в коридоре — неугомонные дети, гвалт и толкотня. Вдруг распахивается дверь, и в помещение вваливаются два мужика. Оба по маковку в снегу, одетые во много слоев теплой одежды так, что руки их даже слегка распирало в стороны, как крылья у пингвинов.
Время для чтения ~ 22 минуты
– Нам директор школы разрешила у вас переночевать, — заявил с порога один из гостей. — Где тут у вас изолятор?
– А вы кто? — не скрывая удивления, спросил я.
— У нас пробег на самодельных колесных снегоходах до Таймыра.
– Сами-то вы откуда?
– Из Тулы…
– Ого! А сколько вас?
Не помню, сколько их в итоге оказалось. Человек, наверное, восемь. А может, двенадцать. Возглавлял их московский инженер Вадим Яковлевич Шапиро.
Моя жена с сыном и новорожденной дочерью незадолго до того временно эвакуировались на юг, и семейная хата стояла свободной от необходимости быть благопристойной.
– В изоляторе тесно и холодно. Пойдемте лучше ко мне! — предложил я. Путешественники согласились.
У гостей оказались солидные запасы спирта. У меня — залежи мороженой нельмы…
Утро. Кто-то тормошит меня со словами:
– Вадим Николаевич! Просыпайтесь! У вас урок. Мы ждем вас в классе...
Открываю глаза. Надо мной ученик Альберт Неркагы. Рядом еще кто-то. Я лежу в детской кроватке, свернувшись калачиком. Весь пол в квартире накрыт телами мужественных снегоходчиков. На столе — натюрморт в стиле угнетенного соцреализма.
Нелепость и комичность положения пытаюсь перебить строгостью интонации: «Сейчас приду… Идите!»
Минут через двадцать появляюсь в классе. Класс хихикает, пригибая головы, ребята не смеют взглянуть на меня. Для установления рабочей обстановки заполняю углы самыми веселыми. Провожу урок. На перемене вхожу в учительскую. Коллеги милостиво предлагают взять всю учебную нагрузку на себя: «Иди, Вадим, домой! Что ж ты мужиков бросил?».
Возвращаюсь в квартиру, что в полусотне метров от школы. Принятые мною путешественники подымаются, покряхтывают и пытаются завтракать. Все какие-то сдержанные. От вчерашнего дружественного гвалта не осталось и следа.
Через пару часов землепроходцы исчезают в северо-восточном направлении. Тогда я и подумать не мог, что состоялся пролог к теме, которая продолжится многими годами позже.
***
Из газеты «Норд-Вестник» за 1992 год: «Внимание! Надымский конкурс «Человек года» открывается! Представляем первого кандидата на звание Лауреата нашего конкурса «Норд-Личность-92». Этот претендент хорошо известен надымчанам: новатор-самодельщик, создатель серии машин на пневмоходу «Мираж» и «Ямал» (грузовая, походная и спортивная модели), пятикратный призер, победитель всех Всесоюзных смотров-конкурсов снегоходной техники в Надыме (1986 г.), Архангельске (1987 г.), Ярославле (1988 г.), Тюмени (1989 г.), Москве (1991 г.), а также отважный участник и один из двух победителей небывалого арктического похода в 1989 г. на собственной машине по маршруту «Дудинка — Норильск — Волочанка — Хатанга — Мыс Челюскина — остров Большевик — пролив Шокальского — остров Октябрьской революции — пролив Эвенкийский — Архипелаг Седова — остров Северная Земля — остров Средний» протяженностью 4500 км по маршруту Семёна Челюскина и братьев Лаптевых».
Из перечисленного газетой в далеком и почти забытом 1992 году ясно, что речь идет о человеке, мягко говоря, не рядовом. А когда я познакомился с ним, понимание этого стало абсолютным. И очень захотелось побеседовать. И не раз. И написать о нем. Ведь такие люди встречаются крайне редко. Крайне…
Потом мы говорили с ним на разные темы и в разных местах: у меня дома, в гараже надымского байкерского клуба, в автомобиле на дорогах российского Северо-Запада, на улицах Петрозаводска, в его небольшой карельской усадьбе, где он поселился после Надыма…
Его нынешняя усадьба — отражение хозяина. Тут и проточный пруд с форелью, и мастерская, фактически представляющая собой этнографический музей, и баня, как и сам дом, больше напоминающая художественную галерею.
Кстати, общался я и с его друзьями. Один из них отметил:
– Когда у меня спрашивают про Васюхина: «А он кто?», я отвечаю просто: «А он — всё!»
Вот такой вот Владимир Викторович Васюхин. Книгу о нем можно было бы назвать «Жизнь и необыкновенные приключения…», но в рамках журнальной публикации ограничусь темой арктических экспедиций, в которых ему довелось участвовать. Об этой странице его биографии мы с Васюхиным беседовали лишь однажды, но достаточно подробно. Дополнив тот разговор документами из личного архива нашего героя, представляю его вниманию читателей.
– Владимир Викторович, давайте поговорим о ваших северных походах. Вы ездили по арктическому побережью и к Северному полюсу направлялись. Что это за история? С чего началась? Как вы вообще на Севере оказались?
– Как и многие мальчишки, я с детства тянулся к технике. К зрелому возрасту это переросло в нечто большее. Помню, еще когда преподавал в Борисове (Белоруссия), сделал сыну Вадику вездеходик, потом купил ему педальную машинку, разрезал ее, раздвинул, поставил мотор «Д-6», зашил края. Потом сделал ему багги, затем пересадил на «Яву». Купить-то больше мотоцикла я ничего не мог, на «Жигули» при моей зарплате было не заработать.
Направляясь в 1979 году из Белоруссии на Север, я проехал всю Россию. Заезжал в разные города, и в пути мне посоветовали заглянуть в Нефтеюганск. Там, мол, нефть, а, значит, и деньги. Страна бурно осваивала западносибирский север.
Полетел я через Сургут, там познакомился с Иваном Веркасовым. Он был сварщиком, работал в надымском СМУ-5 треста «Севертрубопроводстрой». Иван говорит: «Поезжай к нам, будешь водителем на плетевозе». Я, кстати, тогда понятия не имел, что такое плетевоз. Оказалось, что это машина, которая перевозит длинные, толстые трубы — из них потом газопроводы делают.
Прилетел в Надым, ночевал в бичарне, где оказались такие же, как я, неприкаянные. Обнаружилась нерешаемая проблема: на работу не берут без прописки, при этом не прописывают, пока не трудоустроишься. Решил я податься в Кедровый — Иван как раз туда перебрался.
Приезжаю на вертолетную площадку возле надымского аэропорта. Очередь стоит — люди из отпуска возвращаются на работу. Все с сумками, чемоданами, рюкзаками. Говорливые, принявшие на грудь напоследок перед трудовыми буднями в глуши, где нет магазинов. Некоторые — принявшие изрядно. Я стою скромно, почти в конце очереди.
Смотрю, мест в вертолете, видимо, хватит не всем. Это беспокоит. Вдруг распорядитель показывает на меня пальцем: «Ты, заходи!» Спустя многие годы я с ним встретился и спросил: «Почему тогда меня выбрал?» Он говорит: «Потому, что в очереди ты был самым трезвым».
Вопрос с работой в Кедровом решился уже на тамошней вертолетной площадке: «В изолировщики пойдешь?». А выбора у меня тогда уже не было, как и денег…
Изолировщики в ту пору готовили технику к зимнему сезону, и времени свободного было много. Познакомился с прибывшей из управления художницей, оформлявшей трассовые бригады плакатами. Имея навыки начертательной геометрии и понятия о шрифтах, стал помогать ей. Об этом стало известно в профкоме. Когда художница уволилась, ее место занял я. Как оказалось, на десять лет.
В какой-то момент меня упросили поработать еще и учителем физики в Ханымее. Просили недели на две, а пришлось до конца учебного года. В общем, согласился, и началось: каждый день шесть уроков без параллелей. Значит, все темы разные. После обеда, то есть после школьных уроков, я — художник в управлении, которое занималось прокладкой и изолировкой трубопроводов. А после, по ночам, планы уроков набрасываю. Сейчас такую нагрузку не выдержал бы.
Весной заканчивался трассовый период — то есть зима, когда техника может по замерзшим северным болотам передвигаться. Бригады расформировывались до осени, а меня отправили в Надым, в управление. В связи с тем, что объем работы художника-оформителя возрос, пришлось ехать в Салехард за красками и кистями. Туда, а точнее — в Лабытнанги, летали вертолеты-танкеры, «Ми-6», топливо возили.
– На подвеске?
– Нет. Емкости внутри. А грохот в полете такой, что потом одно ухо сутки болело, а второе — неделю. Видимо, второе было к редуктору ближе.
Вышел я в Лабытнанги, добрался до Салехарда. Жил в гостинице «Ямал». Столько тараканов я в жизни не видел. Ходят по тебе строем и в розницу. Вдобавок еще и постоянный запах ванили из кухни-пекарни, что была под моим номером. Сначала мне этот аромат даже нравился, а потом начал понемногу вызывать рвотный рефлекс.
Что я вынужден был делать? Вообще-то, я не склонен к пьянству, но в этой ситуации вечерами спускался в ресторан, где изрядно «набирался», чтоб потом быстрее уснуть. Там-то я и познакомился с работниками рыбокомбината. Они пообещали принести сельди сосьвинской. «Что за сельдь? — спрашиваю. — Типа сельди иваси?» — «Нет, — говорят, — иваси до сосьвинской далеко и долго нужно размножаться». Ну, «набрался» я с ними опять…
Утром мне улетать, а они принесли пять банок. Жестяные такие, размером с противотанковые мины.
Прилетел в Надым. Давай банки эти раздавать. Мои ребята как узнали, сказали, что я с ума сошел: такую изысканную рыбу раздавать банками — непозволительно…
В общем, в Надыме я отработал художником-оформителем десять лет: с 1979 по 1989 год. Потом управление ликвидировали, и я достал из кармана свой диплом. Раньше прятал его, потому что до Севера работал мастером и получал, как человек с образованием, в три раза меньше, чем мои рабочие.
– Для социализма это характерно. «Диктатура пролетариата»…
– Да. А тут я стал работать в НИИ руководителем проектно-конструкторской лаборатории. Направление взял «Экологически чистый транспорт», подростково-молодежный, чтоб было менее материалоемко. Тем не менее наша первая машина удалась: скоростная, проходимая. Сделали мы их штук, наверное, пятьдесят.
– А куда вы их девали потом?
– Большую часть люди раскупили. В городе, на бульваре Стрижова, у нас был автодром. Пацаны там гоняли у всех на виду — лучшей рекламы нашему товару и не придумать. Машин шесть я взял в Крылатское, в Москву, на соревнования. Потом отвез их в Минск и подарил клубу картингистов. Несколько машин осталось в Надыме. Например, одна до сих пор жива у Сацука Володи, соседа моего сына по гаражу. Когда-то, будучи девятиклассником, он ходил ко мне заниматься техникой, участвовал в соревнованиях, и у него эта машина осталась. Потом мне предложили возглавить ДОСААФ. Не хотел, но согласился, прослужив на этой должности двадцать лет…
– Имея тягу к конструированию, я все время что-нибудь мастерил, — продолжает наш собеседник. — В том числе аэроглиссеры, аэросани. А увидев однажды в журнале снегоход, сконструированный туляком Лаухиным, загорелся идеей сделать нечто подобное. С той машины и началась надымская эпопея снегоходной техники на пневматиках.
Создали клуб «Вездеход», который объединил многих энтузиастов. Наши машины по своей простоте и надежности как никакой другой транспорт подходили для северных условий. Это направление в короткое время захлестнуло всю Россию. Москвич, мастер спорта по туризму, опытный путешественник Вадим Яковлевич Шапиро организовал пять всесоюзных смотров-конкурсов в Надыме, Тюмени, Ярославле, Архангельске, Москве. Всюду наши вездеходы задавали новое направление конструкторской мысли.
Я взял спортивный уклон: два колеса плюс лыжа. Назвал «Вираж». Испытания состоялись на всесоюзных соревнованиях в Ярославле, где «Вираж» оказался недосягаем. Интерес к нему был неподдельный. Но поскольку кругом были конкуренты, приходилось любопытных к машине до соревнований не допускать. А уж после гонок — хоть на сувениры разбирайте!
Потом я сделал серию всесезонных вездеходов. На них наши девятиклассники под Москвой занимали все первые места на всесоюзных соревнованиях в классе самодельных вездеходов. Я на своем аппарате выступал, тоже занял первое место.
В общем, мы всегда были в лидерах — и на кроссах, и на гонках. Другим конструкторам было очень интересно, почему на трассе я их как стоячих обхожу. У них были двигатели «Днепр», а у меня — «Урал». Они по мощности одинаковые, но для меня двигатель делали комсомольцы в Ирбите. Это был такой мотор, что, когда он на конвейере до конца дошел, на него как на белую ворону смотрели. Я к Северному полюсу ходил, и он ни разу меня не подвел. Когда картер выбирали, сборщик с десяток корпусов выбросил. Нашли потом хороший на конвейере, где делались двигатели на экспорт. И мне собрали, как положено.
В Ярославле после соревнований ко мне подошел Вадим Яковлевич Шапиро и предложил пойти с ним в экспедицию по Таймыру и архипелагу Северная Земля. Я сказал, что пойду, но только вместе с Радкевичем Виктором Викторовичем, минчанином. С моим другом. А без него — никуда. «Кто это такой?» — спрашивает Шапиро. Отвечаю: «Тот человек, без которого я не двинусь никуда. Это — механик от Бога». Согласился…
А маршрут планировался такой: Дудинка — Хатанга — Мыс Челюскин — острова Северной Земли. И там до Полюса остается всего ничего.
– Всего ничего? Это же еще тысяча километров!
– Да, это уже восемьдесят девятая параллель. Тысяча остается. А дальше бесполезно идти. Я с летчиками разговаривал: «Вы на Полюс пойдете?» — «Нет, — говорят, — у нас такой радионавигационной аппаратуры не имеется. Ледокол пришел, установили связь, пока говорили — его уже снесло, и связи опять нет. Почему — сам понимаешь».
В общем, сформировали команду из четырех машин — одна другой интереснее. Взять, к примеру, машину, которой управлял Толя Разулевич, — легкая, грузоподъемная. Отец сделал ему кабину из авиационного бака, плюс шесть колес, полный привод, двигатель от мотоцикла «ИЖ-350».
В Дудинке Разулевич показал свою архангелогородскую прыть. Когда по Енисею ледокол прошел, шуга после него плыла. Так Анатолий туда-обратно на этой сигаре съездил.
***
Из «Отчета об испытательном пробеге вездеходов Дудинка — Хатанга — м. Челюскин — Северная Земля» (1990 г.). Руководитель пробега В. Я. Шапиро:
«Достойные люди, честно несли свой крест, сделали все, чтобы пробег состоялся. В них я находил поддержку, понимание, желание делать общее дело. Им было бесконечно тяжело, ибо для В. Радкевича, В. Васюхина, А. Земского это был первый пробег в Арктике, первые ночевки на голом океанском льду в однослойной капроновой палатке, носящей гордое название «Зима». Внове для них были торосы, огромные трещины в Хатангском заливе, следы белых медведей, парящие сизым дымом до неба разводья перед мысом Челюскин, глыбы льда в проливе Вилькицкого, бесконечные починки на морозе. Они старались не показывать вида, и все-таки в их глазах я ловил отчаянье, которое они прятали в себе и сумели переболеть. Большое им спасибо за веру в успех нашего полностью безнадежного дела, говоря словами традиционного тоста во время нечастых застолий».
– Стартовали мы от Дудинки и взяли курс на Мыс Челюскин. По пути — реки Волочанка и Хатанга. Помню, поднялась пурга, видимость до трех метров, а мы идем друг за другом и уже не понимаем — правого или левого берега реки держимся; а она там широкая — версты три. И тут натыкаемся на два вагончика, а между ними трактор тарахтит. Подтянулись, заходим внутрь. Там компания работяг: «Путешественники, вы откуда?». Оказалось, эти ребята прибыли на место всего сутки назад, наткнуться на них в такую непогоду — все равно, что найти иголку в стоге сена. Из-за пурги мы там трое суток проторчали…
В поселке Хете, южнее села Хатанги, во время встречи с жителями прошло забавное мероприятие. Заспорили о том, чья техника перетянет: машина Разулевича или снегоход «Буран». У серийной техники двигатель мощнее, и нет необходимости переключать передачи, поскольку стоит вариатор. Но для Разулевича это не довод, он в свою машину свято верит.
И вот собрались болельщики — местная, не избалованная зрелищами публика. Людей в поселке немного, все знают друг друга, посмеиваются, предвкушают победу.
Завели машины. Треск, дым из выхлопных труб. Фал капроновый натянулся. Публика начала покрикивать, руками махать. У взрослых и детей глаза горят. Понятное дело — они за своего болеют.
Сначала, вроде бы, «Буран» потянул, но только сначала. Вездеход Разулевича все же оказался тяговитее. Мы были довольны…
Продолжение следует.
Текст: Вадим Гриценко
Журнал «Северяне», № 1, 2024 г.
Авторы
«Северяне»
обновлено: 12:56, 28 июня 2024