обновлено: 13:22, 01 февраля 2024
Общество
Путешествие Александра Бенкендорфа в Обдорск
Весной 1801 года в Петербурге царила тревожная обстановка. В марте заговорщики убили императора Павла I, а его сын, Александр I, изменил политический курс страны. Чиновничий аппарат при этом не пострадал, хотя все понимали — это до поры до времени. Нервозности в высшем обществе добавила вторая супруга Павла I — Мария Фёдоровна. В конце года она неожиданно для всех решила узнать подробности убийства мужа и наказать виновных.
Время для чтения ~ 19 минут
Столичная молодёжь, приближенная ко двору, на изменения в стране реагировала по-разному. Хотя тех, кто радовался, всё же было больше — убиенный император доставил знати немало хлопот. А вот друзья и сподвижники Павла Петровича имели повод опасаться традиционных в таких случаях репрессий.
Человек, родившийся под счастливой звездой
Российская история щедра на обидные прозвища и прилипчивые ярлыки. Многие достойные сыны Отечества, удостоившись однажды несправедливых оценок, так и остались в образе неудачников, злодеев или отъявленных негодяев. В их числе — Александр Бенкендорф (1782 — 1844), оплёванный за создание III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, проще говоря — тайной политической полиции.
Бенкендорфа обвиняют и в притеснении Пушкина, и в удушении свободомыслия. Хотя и сам Александр Сергеевич, и допрошенные «душителем свобод» декабристы отзывались о нём с нескрываемой симпатией — как о добром и порядочном человеке. Ещё бы, он удовлетворил столько ходатайств великого поэта и даже помог ему устроить личную жизнь, что тот мог бы посвящать ему оды и именовать не иначе как благодетелем. А он, однажды осерчав на шефа тайной полиции за перлюстрацию, написал несколько гневных строк. И этого вполне хватило, чтобы на полтора века очернить достойного человека.
Александр Христофорович был боевым генералом и честным, прямодушным человеком. В войну 1812 года одним из первых создал партизанский отряд, прикрывавший отход нашей армии, попутно защищал крепостных от самодурства трусливых помещиков. После освобождения Москвы от Наполеона стал её первым комендантом. Участвовал в заграничных походах. В наводнение 1824 года, ужасно рискуя, спасал петербуржцев. В общем, служил Государю и народу верой и правдой. При этом, ему всегда сопутствовала удача. Не изменяла она ему и в юности, когда пришлось оставить личные столичные дела и отправиться в далёкое, полное опасностей и приключений путешествие. Об этой странице его биографии нынче мало кто знает, и не мудрено — она демонстрирует нам не твердолобого деспота, а деятельного и жизнелюбивого человека.
Флигель-адъютант его Императорского Величества
Когда заговорщики умертвили Павла I, нашему герою было чуть больше двадцати лет. Тем не менее он уже успел послужить его флигель-адъютантом. Больше того, с императором дружил и отец Александра Христофоровича — Христофор Иванович. Естественно, такое положение при дворе непопулярного монарха могло выйти всему семейству боком, но как-то обошлось. К тому же новую власть молодой Бенкендорф встретил с радостью, хотя и осудил методы переворота.
Надо сказать, император Александр I особо никогда его не жаловал, но и репрессиям не подвергал. А так как Александр Христофорович был активным человеком и на одном месте долго усидеть не мог, то государь всегда с охотой отпускал его в различные экспедиции или на войну.
В состав экспедиции, помимо Бенкендорфа, вошли и другие не менее интересные люди. Например, художник Емельян Корнеев. В пути он сделал множество зарисовок, которые так впечатлили французов, что они выпустили целый альбом, посвящённый народам России. Здесь изображено катание на коньках по Неве — одна из забав, доступных Бенкендорфу накануне поездки в Сибирь.
Первая большая поездка у Бенкендорфа состоялась весной 1802 года. Ему повезло: император как раз приказал снарядить экспедицию, которая должна была собрать информацию о севере и востоке страны. Император готовился проводить реформы. Руководителем назначили Егора Максимовича Спренгтпортена (Георга Магнуса), шведа, состоящего на русской службе. Наш герой был дружен с Егором Максимовичем, поэтому без труда вошёл в состав команды.
Не обошлось без помощи Марии Фёдоровны, последней жены Павла I. Она всегда опекала молодого Бенкендорфа, помогла и в этот раз.
Кроме поручика Бенкендорфа, ещё был «артиллерии майор» Максим Фёдорович Ставицкий. Вдвоём они должны были ездить по регионам, которые находились относительно далеко от генерального маршрута и предоставлять руководителю «коротенькие отчёты или, вернее, наброски».
Предстоящий маршрут и по нынешним временам впечатляет. Сначала экспедиционеры должны были добраться от Петербурга до Волги. Потом путь лежал в Казань и Оренбург, Урал, Сибирь, Забайкалье и Якутию. А оттуда ещё домой возвращаться. И это всё не «галопом по Европам», а с остановками, с дополнительными разъездами. Эта экспедиция заняла около двух лет.
Александр Бенкендорф постоянно вёл дневник. Кстати, пером он владел неплохо, так что после публикации его записки вызвали весьма живой интерес (Сидорова М. В. «Мемуары графа А. Х. Бенкендорфа. Первые страницы» // «Вестник архивиста» № 2, 2004. — с. 180-193.).
Страшная, ужасная Сибирь
Надо сказать, эта экспедиция избавила Бенкендорфа не только от политических дрязгов. Он был знаменит многочисленными амурными похождениями, и внезапный отъезд из Санкт-Петербурга был ему полезен. Что ж, если вспомнить моду той эпохи, молодые люди должны были пережить «годы странствий», чтобы разогнать навеянные книжной романтикой заблуждения.
Ледяные горы на Иртыше при Тобольске. Бенкендорф вспоминал об этом городе: «Лавки здесь довольно хорошо наполнены, есть ряд церквей, несколько красивых каменных домов и театр. Тобольск сильно снижает грустное и тяжкое впечатление, которое вызывает Сибирь…»
Кстати, в случае с Бенкендорфом этот способ себя вполне оправдал. Дорожные приключения и яркие впечатления преобразили внутренний мир нашего героя. По прибытии в Тобольскую губернию он написал в своём дневнике:
«Когда я пересекал границу Сибири, меня охватило нечто вроде страха; я очутился на этой земле, орошённой столькими слезами, местопребывании стольких преступников, но стольких же невинных жертв. Я жил в этом крае, который щедро одаривает Россию богатствами и который получает взамен от этого только отбросы людей, чьи преступления должны караться смертью, или известных интриганов, сосланных другими интриганами. Мысль жить среди преступников и несчастных ужасна, и можно только вообразить себе ощущение, которое производит переход этой границы, на которую приучились смотреть как на некую ужасную тюрьму и позорную гробницу».
(Александр Христофорович Бенкендорф. «Воспоминания. 1802-1837». Публикация М. В. Сидоровой и А. А. Литвина. Перевод с французского О. В. Маринина / Российский фонд культуры. Москва, 2012. — с. 44-45.)
Мечта о Ледовитом океане
В Тобольске был запланирован отдых, но молодому человеку не сиделось на месте. Мельком осмотрев город, познакомившись с его обитателями и оценив местных девушек, его целиком и полностью захватила «фантазия посетить берега Ледовитого моря». (Александр Христофорович Бенкендорф. «Воспоминания...» — с. 45.)
Он купил лодку, приказал оснастить её парусами и построить палубу. После недолгих испытаний на Иртыше счёл, что можно отправляться в путь. Выхлопотав командировку у Спренгтпортена, в конце июня 1802 года с художником Емельяном Корнеевым (Гончарова Н. Н. «Е. М. Корнеев: из истории русской графики начала 19 века». М. Изд-во «Искусство», 1987. — с. 380-382.), тоже членом экспедиции, двумя казаками и слугой пустились в дальнее плавание.
Через 1250 вёрст они увидели знаменитый городок Берёзов. Разместились у «благородного ссыльного», бывшего офицера, оказавшегося здесь не по своей воле, а из-за любви к фальшивым ассигнациям. Прожив почти тридцать лет, он вполне сносно устроился, женился, но мечтал вернуться в центральную Россию. Во время разговоров бывший гвардеец рассказал о последних годах жизни когда-то всесильного Александра Меншикова, сосланного сюда после смерти Петра I.
Конногвардейский офицер просил походатайствовать за него. После завершения экспедиции Бенкендорф исполнил своё обещание и добился его помилования.
Особой ценностью корнеевских иллюстраций стало изображение разных сторон жизни местного населения: обряды, быт, костюмы. На этом рисунке — остяцкая зимняя юрта внутри.
Следующим пунктом был Обдорск. Пока плыли до него, Бенкендорф с изумлением наблюдал, как Обь постепенно становилась похожа на настоящее море. А на берегу исчезала привычная растительность.
«Было самое начало июля; временами стояла томительная жара, а мгновение спустя — резкий холод, принесённый северным ветром; почти в 200 верстах от Берёзова мы нашли несколько льдин, которые эти ветры подняли вверх по течению реки, течение становилось едва ощутимым в некоторых местах, и мы с трудом продвигались только с попутным ветром». (Александр Христофорович Бенкендорф. «Воспоминания. 1802-1837». Публикация М. В. Сидоровой и А. А. Литвина. Перевод с французского О. В. Маринина / Российский фонд культуры. Москва, 2012. — с. 44-45)
Досадная ошибка Бенкендорфа
Когда экспедиционеры доплыли до Обдорска, их глазам предстала довольно грустная картина. На берегу сохранились следы небольшого форта, построенного первыми казаками, и несколько домиков русских поселенцев. Рядом, по словам нашего героя, находилось «поселение самоедов». Отдавая дань уважения, Бенкендорф нанёс визит их князю. Конечно, аборигены удивились внезапному приезду гостей из столицы. Вручив подарки, делегация вернулась на свою лодку, где и заночевала.
Сведущий читатель, конечно, заметил, что Бенкендорф назвал местного князца самоедом. Да, Александр Христофорович ошибся — это были не самоеды, а остяки.
В его оправдание можно сказать лишь то, что он эти записи восстанавливал по памяти, спустя двенадцать лет. Как он сам признавался, одна не в меру любопытная особа женского пола, с которой у него была интрижка, засунула свой любопытный нос в его записи. А там подробно были описаны его многочисленные любовные похождения. В ревнивом гневе она швырнула бумаги в огонь. Пришлось описывать маршрут заново. Наверное, это и есть яркое подтверждение крылатому выражению «рукописи не горят».
Однако вернёмся к воспоминаниям. На следующий день князь пришёл с ответным визитом.
«Я чуть было не разразился громким смехом, глядя на него: босоногого, без чулок, выряженного в кафтан французского покроя из малинового бархата, обшитого галуном по всем контурам, и в такой же камзол и панталоны, с местной причёской. Я не ведал, что двор прислал ему этот костюм, и он посчитал своим долгом нарядиться во всё это для того, чтобы прийти меня повидать. Его сопровождала масса самоедов, и приём прошёл со всеми формальностями, кои вождь себе представлял. Он мне преподнёс четыре соболя, бутылку водки и огромную рыбу. Я ему подарил табак, сукно, женские украшения, и мы расстались добрыми друзьями».
(Александр Христофорович Бенкендорф. «Воспоминания...» — с. 49.)
Кстати, ещё по пути к Обдорску Бенкендорф часами любовался Полярным Уралом. После однообразных обских берегов горы радовали глаз. На обратном пути он намеревался совершить до них пеший переход, но вождь «показал столько непреодолимых трудностей», что от заманчивого плана пришлось отказаться.
О представителях коренных народов Бенкендорф писал: «Они обладают крайне тихим, покорным нравом и платят с точностью небольшую дань пушниной, которую на них наложили… В остальном они так же свободны, как и до покорения Сибири».
Путешествие, навсегда оставшееся в памяти
Экспедиция возвращалась в Тобольск в эконом-режиме. Продукты закончились, оставалась только вяленая рыба. Плюс к этому, путешественники повредили лодку, пришлось постоянно вычерпывать воду и держаться поближе к берегу. Зато северный ветер, прежде доставлявший массу неудобств, теперь дул в спину, подгоняя потрёпанное судно. И снова Бенкендорфу повезло. На берегу путники увидели рыболовецкую артель, которой руководил русский промышленник. Здесь их накормили чудесной ухой, напоили чаем и дали хлеба в дорогу, а заодно помогли заделать течь в лодке.
Надо сказать, что Бенкендорф не был столичным снобом. Он с удовольствием общался с коренными жителями, с сочувствием описывал их тяжёлую жизнь, искал истоки народных бед. И отдадим ему должное, он никогда не растекался мыслью по древу, живо улавливая суть вещей. Взять, к примеру, устройство чума — некоторые путешественники описывали его столь многословно, что за ненужными деталями терялось главное. А вот как это сделал Бенкендорф:
«Их шалаши состоят из множества кольев, скреплённых концом на земле и соединённых наверху, где они перевязаны и поэтому образуют конус; эти шесты покрыты шкурами оленей таким образом, чтобы на вершине оставалось отверстие, через которое мог бы выходить дым; это жилище имеет не больше, чем четыре шага в диаметре, и там располагается вся семья со своей провизией, своей утварью и всем тем, чем она обладает».
(Александр Христофорович Бенкендорф. «Воспоминания...» — с. 46.)
Умение «зреть в корень» пригодилось Бенкендорфу в дальнейшей жизни, помогая вычленять главное.
Дальше плавание проходило уже в более-менее сносных условиях. А когда путники вновь увидели Берёзов, он показался им великолепным. Как говорится, всё познается в сравнении. Передохнув два дня, экспедиционеры оправились дальше.
Весь вояж по Оби занял всего-навсего семь недель. Это удивило тех, кто знал об условиях плавания этим маршрутом. Бенкендорф по этому поводу написал: «Я ощутил, что мне помогло счастье сверх всякой вероятности». (Александр Христофорович Бенкендорф. «Воспоминания...» — с. 50.)
В то время водный путь от Тобольска до Обдорска и обратно мог занять несколько месяцев, а то и растянуться на год.
Отдохнув две недели в столице Западной Сибири, Бенкендорф отправился догонять Спренгтпортена, уже давно уехавшего в сторону Омска.
Александр Христофорович навсегда запомнил, как выглядят «места не столь отдалённые» и «отдалённые». Может, даже вспоминал их, отправляя в ссылку кого-нибудь из особо «несогласных».
P.S. Об обской экспедиции и обитающих на Крайнем Севере народах через какое-то время прознали в Европе. Благо художник Емельян Корнеев сделал много набросков. Увы, о судьбе этого замечательного художника известно немного. В 1810 году ему поступило предложение от баварского посланника при русском дворе графа Карла Рехберга о создании альбома, посвящённого отдалённым уголкам России. Он ушёл из Комиссии, которая занималась возведением церкви Казанской Богоматери, и уехал в Мюнхен, где всецело занялся подготовкой двухтомного альбома «Народы России, или Описание нравов, обычаев и костюмов различных национальностей Российской Империи». Увы, через два года Наполеон напал на Россию, художнику пришлось возвращаться на родину. Но издатель продолжил работу. Альбом был опубликован на французском языке, тираж составил всего 612 экземпляров. Один из них хранится в Государственном музее А. С. Пушкина, который любезно предоставил нам возможность использовать эти удивительные иллюстрации для оформления.
Текст: Владимир Долгих
Журнал «Северяне», № 1, 2024 г.
Авторы
Красный Север
Журналист
обновлено: 13:22, 01 февраля 2024