Общество
#ШМЖ: Хатмбой
Мне было года четыре, поэтому воспоминания очень смутные. Как то раз поехали мы с отцом на буране до буровой вышки. Я сидел на нарте, которая была на прицепе и рядом со мной сидел наш старый пёс Юдак. Юдак был очень старый и хромал – у него не было одной передней лапы (попался когда-то в «пя-енго»). Вот приехали мы до геологов, я остался сидеть на нарте ( мне думается, что сидел в «юймя» или это был меховой гусь, однозначно я был во что-то укутан и наверняка был обвязан верёвкой, чтобы не упасть с нарты и поэтому не мог слезть с нарты). Старый Юдак тоже остался сидеть рядом со мной. Нас окружила стая громадных собак, они лаяли на меня и нюхали, Юдак пытался меня защищать – он с большой яростью огрызался на больших собак. Мне было страшно за старого друга.
Тут из балка вышла женщина и отогнала собак, она пыталась угостить меня чем то вкусненьким, что-то говорила и улыбалась.
Через время появился мой отец, он нёс в руках свежий хлеб (запах которого до сих пор в носу), в общем загрузили нарту хлебом, может быть было ещё что-то, потому что нарта была сильно гружённая. Наверное для Юдака не нашлось другого места и поэтому его посадили на мои ноги. Мне в руки отец дал верёвку Юдака со словами: «Держи крепко и не отпускай».
Держал ли я верёвку не помню, возможно было холодно, возможно у меня замёрзли руки. Юдак упал, я кричал, чтобы отец остановился, но он не слышал моих криков. Не помню плакал ли я в тот момент… Поначалу я видел силуэт собаки, он некоторое время бежал за нами, но постепенно пропал в темноте… Пропал навсегда.
Позже я часто вспоминал этот эпизод, сильно переживал за старика и укорял себя.
После этого у меня было ещё много собак, потом они умирали по тем или иным причинам, кто-то от старости, кто из-за болезни, а где-то несчастный случай. Также было много оленей, на некоторых из них я только начинал ездить, некоторые были моими «гонками», от некоторых я получал рогом в лоб или копытом под зад, и те, которые получали от меня тумаки в рёбра.
Так или иначе, я был ко всем им привязан. Я любил их честно и искренне.
Нет фотографии, где он был бы запечатлён, но память о нём до сих пор жива и будет жить ещё очень долго, но об этом олене ещё долго будут рассказывать. Звали его Хабтмбой, его главной особенностью было то, что он был великаном среди оленей. Родился с первой оттепелью, когда только-только начали появляться первые проталины в тундре. Мама его, ручная важенка, родила малыша неподалёку от чума и, как только он встал на ноги, привела его в чум. Это был длиноногий телёнок, огромных для телёнка размеров. И получается, что он родился уже великаном.
Через неделю он уже держал всех собак в страхе, не боялся его только старый Тайко. Собаки любили задирать его, дразнили своим лаем и как только он начинал бежать в их сторону, то они разбегались в разные стороны, это была некая такая игра между оленем и собаками… Только однажды ему немного откусили всё таки ухо. Хабтмбой не носил клеймо, он всегда был «ха'малом'», только маленького кусочка не хватало на его правом ухе ( того, что отдал собакам).
В полуторагодовалом возрасте осенью его кастрировали (он был «намна-хабт») и уже тогда он был размером с взрослого быка.
А уже весной следующего года, когда ему исполнилось два года, его начали приучать в «кораль». Вот тогда-то и начал проявляться его настоящий характер. На его шее висели две большие «лонгали» сделанные в виде рогаток из ивового кустарника. Недели две он грациозно выпрыгивал через кораль (кораль примерно высотой 1.5 метра) не задевая сетку. В итоге он добился своего, с него были сняты «лонгали» и больше никогда его уже не пытались загнать в кораль.
Довольно рано его запрягли в упряжку, а через некоторое время из-за своих больших размеров он не помещался в обычные лямки, так что пришлось делать ему индивидуальные. В одно лето у него вырос правый рог намного больше чем левый и от тяжести этого рога его голова накренилась на право и после этого осталась навсегда в таком положении. Он конечно мог повернуть голову и налево когда надо, мог и прямо держать, только правый наклон преобладал (может быть стало уже привычкой). Из-за наклона головы в нём увидели будущего «передового оленя» и вскоре он был обучен быть передовым.
Весной и осенью он доставлял проблемы из-за своих неблизких похождений по поиску корма (он любить «варанзь»).
Так как он был ручным оленем, как и его мама, то зимой он почти постоянно был рядом с чумом. Также как и все ручные олени он ел хлеб, уху и рыбу. Зимой ему приходилось много работать – как сильного и выносливого его запрягали в упряжку на далёкие расстояния с такими же сильными и выносливыми быками. Бывало, если нужно съездить недалеко или собрать оленей, то он мог и один быть в упряжке. Но чаще всего он руководил «женским батальоном», важенок зимой запрягали наравне с быками, важенки имели быстрый бег и если нужно было куда-то быстро съездить, то запрягли именно их. Много рыбы и продуктов перевезла его упряжка за годы трудовой жизни.
Где-то в середине его лет случилась с ним история. Это было зимой в декабре, до Нового года, была обычная поездка за муксуном на «море». Таких поездок было не счесть, но эта была особенная. У «моря» стояли рыбацкие палатки и отец частенько останавливался в них, чтобы попить чай перед тем, как проверить сети, иногда оставался с ночёвкой. В тот день он поехал от рыбацких палаток на снегоходе в посёлок, прежде завязав оленей на сопке на длинных верёвках, так чтобы они могли кормиться (это обычная практика в тундре). Началась сильная пурга и отец не смог вовремя вернуться из посёлка. Оленей нужно было время от времени проверять, для того, чтобы они не запутались в верёвках. В то время в рыбацкой бригаде был бригадиром старший брат отца, он и ходил проверять оленей (Хабтмбой был оленем именно его, но так как он жил в посёлке, то это было лишь формально). Пурга длилась два или три дня, дядя пошёл в очередной раз проверить оленей – благо, что не далеко были завязаны. К его удивлению и одновременно страху оленей не было на месте, осталась только нарта.
Также не было бревна к которому были привязаны верёвки. Возможно, что-то оленей напугало и они убежали. Так как была пурга, не стали расширять поиски – и с бревном (по логике) они не могли далеко уйти.
На следующее утро пурга стихла и отец вернулся с посёлка, и уже на снегоходе продолжил поиски. Так-как была пурга, то никаких следов не было видно, но в одном месте всё таки нашёлся след оленей и также была рытвина от бревна. По направлению следов стало понятно, что олени двинули домой.
То же утро, но только в пятидесяти километрах от места откуда ушли олени.
Хозяин стойбища, проснувшись, утром вышел на улицу, ещё было темно и только появлялся просвет. На горизонте, там где находилось зарево, он увидел силуэт оленя, который шёл к чуму «мяевсь», хозяин быстро узнал в нём Хабтмбоя (его невозможно было перепутать с другим оленем и все местные знали это), он не придал этому особого значения, так как олени часто уходят в другие стойбища и особенно в пургу, это в порядке вещей.
Попив чай и уже одевшись, хозяин чума вышел на улицу, на улице было уже более светло. Хабтмбой отдыхал возле кораля. Лишь только подойдя к нему поближе, человек увидел, что олень привязан к бревну. Не знаю, какие мысли возникали у него в тот момент, но явно было над чем поразмыслить. Развязав верёвку и освободив Хабтмбоя, хозяин чума приволок пустую нарту к бревну, для того чтобы поднять на неё. Один он не справился с этим делом, пришлось звать подмогу из чума. В общем, вдвоём подняли бревно на нарту. Неподъёмность бревна дала ещё больше поводов для раздумий и догадок.
Позже они собрали оленей к чуму, там были и другие олени с верёвками, которые убежали вместе с Хабтмбоем, также с них были сняты верёвки. К полуденному чаю приехал и мой отец к этому чуму. За чашкой чая и за стопочкой водки долго велась беседа про таинственный побег Хабтмбоя. Больше всего всех удивляло, как олени смогли с бревном пробраться через гущу кустарника долины реки, где и в марте, когда много снега, нельзя проехать не зная троп, и как можно с тяжёлым бревном на шее пройти пятьдесят километров за двенадцать часов.
Из-за огромного веса у Хабтмбоя рано дали сбой ноги и он к годам восьми-девяти ушёл на заслуженный отдых. Бывало, что ребятишки, которые только обучались езде на упряжке запрягали его. А так в основном он больше хулиганил от безделья, наловчился вскрывать сундук, в котором находилась рыба – и так мало-помалу воровал общие закрома. Но учитывая его прежние заслуги, всё сходило ему с копыт.
Это лето было жаркое, много оленей поразила «копытка» и не обошла она старика Хабтмбоя. Долгий месяц мы всей семьёй, да и всем стойбищем, ухаживали за старым оленем. Когда были комары и оводы – он оставался в чуме. Дети ходили с ним, водя его на верёвке, для того чтобы он мог пастись, и также водили к водопою. На ночь собирали для него ветки и ещё другие зелёные вкусняшки. Так как он был большой, для него на ночь ставили специальный чум, в котором он мог отдыхать и спасаться от комаров и мошек.
Но болезнь прогрессировала и поражение на ноге становилось ещё больше.
Однажды он заупрямился и пришлось ночью отпустить гулять его вольно. На следующий день его не было с другими оленями. Не было его и на следующий день. Все его поиски были тщетны. Старые люди поговаривали, что он ушёл умирать и что мы его уже не увидим. Так и случилось, как будто он испарился. Поиски усложняла кустарниковая местность и местами кусты были такие, что было не пройти.
Тем временем мы двинулись на зимние пастбища, мысленно простившись со старым другом.
Время шло и наступала уже зима… Начало зимы выдалось тёплым и выпало очень много снега.
В то утро была молочная погода и падал небольшой снег, я ехал на рыбалку на озеро. Был небольшой туман, на пути своём я увидел силуэт оленя, он шёл и прихрамывал. У меня не оставалось сомнений – это был он.
Я остановил упряжку, завязал её… Пошёл навстречу к Хабтмбою. Мы с ним поравнялись, он был худ и у него была опухшая нога. С минуту мы стояли друг против друга, я пытался смотреть ему в глаза, но не смог удержать взгляд и с глаз у меня пошли слёзы. Я чувствовал на себе вину, я чувствовал свою слабость, мне было стыдно… Я знал, что он не продержится зиму, и вся эта безнадёжность сковала мне сердце.
Он держался гордо, он высоко держал голову, которая всё ещё была накренена на правую сторону. Я пропел ему его песню и что-то ещё долго шептал ему вслед, когда он побежал уже дальше – он шёл к своему чуму.
Недели две он ещё не покидал чума, ел рыбу, пил уху… Он отдыхал. Много добрых слов услышал он в свой адрес в последние дни своей жизни…
Молодые олени, бывало, окружали его, тем самым давая ему своё почтение.
Последний день выдался особенно тёплым и капал небольшой дождь, это было начало ноября. Он склонил свою голову на небольшой сопке, на которой снег растаял из-за дождя… Голова его смотрела в направлении солнца. Было ему четырнадцать лет.
В следующую ночь ветер взял восточное направление, холодный воздух прополз под «нюками» в чум, я с головой ушёл под ягушку… Наступила зима, наступили морозы…
Это была тяжёлая зима, к приходу весны сотни выцветших белых комков лежали по тундре, некоторые только появлялись из под снега. Этой весной не бегали оленята по проталинам, бегали с пожелтевшими хвостами песцы.
Об авторе: Макар Окотэтто, 31 год. С 1997 по 2002 год учился в Новом Порту, после с 2002 по 2006 учился в Мыс Каменном. После девятого класса остался в тундре, занимался оленеводством, а также рыболовством. Летом 2021 года приехал в Салехард, устроился работать в строительную фирму ООО «СтройСити».
В школу Межэтнической журналистики пошёл потому, что любит нравится писать и хочет чему-то обучиться, обрести новые знакомства. Считает школу хорошим стартом.
Авторы
Красный Север
Журналист
Темы
Овцебыки