обновлено: 10:00, 30 ноября 2023
Общество
Как ямальцы и ленинградцы друг друга спасали. Часть 2
В войну дело было. Привезли к нам в Кушеват детишек из Ленинграда. Эвакуированных, значит. Мы-то знали, конечно, что город окружён: блокада, холод, голод, обстрелы. Знать-то знали, но представить в полной мере все эти ужасы не могли…
Время для чтения ~ 13 минут
(Окончание. Начало здесь)
Веселья в те годы было мало, хотя и клуб у нас был, и Тома-клубница, и патефон с пластинками. А вот с весельем не заладилось. Война проклятая всю душу вымотала. От зари до темна на работе, в любую погоду-непогодь план давали, а ещё дома сколько хлопот-забот. Откуда силы-то брать для развлечения? Если соседка к соседке забежит на минутку — так тоже все разговоры к одной войне сводятся. Слёзы одни от такого общения. Приезжали, конечно, из района уполномоченные, рассказывали о положении. Иногда киномеханик привозил установку, фильмы крутили, хронику показывали. Ох, женщины и плакали! Всё своих мужчин старались увидеть-разглядеть, но никому с этим так и не повезло. Да и клуб к мероприятиям топить надо было, чего народ-то лишний раз морозить. Раньше за этим Тома-клубница следила, а как пошла вместе со всеми на рыбозавод работать — план-то танцев важнее — так и не стало у нас никакой клубной жизни.
А вот детишки — и наши, и ленинградские, давали концерты по праздникам. Вот мы и ходили к ним в школу. Наставница их, Марта Яковлевна, по такому случаю всегда нас в гости звала. Вот там, у них в классе, хорошо было, душевно, отпускало сердце в той обстановке.
Радость приходила, когда глядели мы на детишек детдомовских. Знать, выходила их Марта Яковлевна, отпоила ухой из щурогайки да бульонами своими, прямо как из рук смерти вырвала. Приободрились ребятишки. Бледные ещё, конечно, слабые, худющие, кожа да кости, но хоть на детей стали походить, уже не тени невесомые. Местная ребятня по сравнению с ними прямо богатыри, хоть тоже мало что с войной этой видели. Наши женщины на них смотрят и радуются, душой согреваются; появляется надежда на лучшее — ещё одна маленькая победа над злом войны. Только вот улыбаются дети редко, но это пока душой ещё не отошли, не забылись блокадные ужасы. Душу-то не просто и не враз вылечишь, отогреешь. Но Марта Яковлевна с этим справлялась, повезло им с ней. И нам тоже повезло.
Лечили душу песнями
На праздник Красной армии, 23 февраля, наших опять в гости пригласили. В этот день и с работы всех отпустили к обеду. По случаю праздника роздых дали. С домашними делами управились, да и подались в гости. Там ребятишки концерт подготовили. Стихи рассказывали. Про Родину, про армию нашу Красную, про Сталина тоже. Там даже такой стих был, сами сочинили:
Немца, румына и финна
Война в объятья взяла.
Их бьёт, трясёт, морозит и рвёт.
Гитлера войско от страха ревёт:
– Где же наша победа?
– Где Москва, Ленинград?
– Нам обещали, нас заверяли,
А мы удираем назад…
Ну, дают ленинградские! Это ж надо так складно сочинить-то, а главное, в точку ведь. И ревут, и драпают проклятые фашисты. Вон под Сталинградом-то зубы обломали. Понравился стих, по душе пришёлся.
Песни тоже пели общим хором. Про священную войну, про синий платочек. Хорошие песни, правильные, дух укрепляют. А потом девчушка вышла и запела звонким своим голосочком про двух товарищей:
Жили два друга — товарища
В маленьком городе «Н».
Два партизана-товарища
Взяты фашистами в плен.
Зазвенел голосок, многократно усилился акустикой бывшей церкви. Наши-то и дышать перестали.
Первого стали допрашивать,
Первый язык развязал.
– Не о чем нам разговаривать! —
Он перед смертью сказал.
Тихо в зале. А голосок звенит, выводит:
Стали второго допрашивать,
Пыток не вынес второй.
Умер товарищ замученный,
Как настоящий герой.
В тишине этой только глаза блестят, полные слёз непролитых.
Их схоронили за городом.
Возле разрушенных стен.
Вот как погибли товарищи
В маленьком городе «Н».
Затихли последние звуки, улетели под потолок, отзвенели. Будто ангелы пропели эту песню, как молитву войне. Наши даже хлопать забыли — слёзы вытирали, кто украдкой, а кто не таясь. Попросили ещё раз спеть. Слова простые, а в душу западают. Мы и не слышали никогда такую песню, думали, что тоже ребята сами сочинили. А они сказали, что у них в Ленинграде все её знают и поют. Потом и у нас стали петь: и в Кушевате, и в Горках на всех концертах. И после войны тоже. Хорошая песня. Разлетелась — прямо как будто ангелы её разнесли по округе.
Наши ребятишки тоже молодцы. Не отстали талантами от ленинградских. Как пошли частушки петь — частить, да с притопом, да с прихлопом, да вприсядочку… Ну, дают ребята, все за животы держатся, а думали, что разучились так веселиться-то. Ай, молодцы!
Хороший праздник получился. Весёлый. Радостный. Главное — душой отдохнули, оттаяли. И война показалась не такой страшной. Ничего, переживём. Пояса потуже — и сдюжим. Ради ребятишек своих, ради всех детей на земле нашей, ради всей нашей земли родной выстоим и победим зло лютое. А по-другому и нельзя с такой-то песней!
Не волшебная пуговка
Ох, и настрадались наши-то в военные годы. Намаялись, натерпелись, по полной лиха-то хватили, до дна чашу горя испили. Мужчин кушеватских почти всех на войну забрали. Одни женщины, дети да старики в селе остались — такая вот ударная сила на рыбозаводе. Вся мужская работа на их плечи легла — рыбалка летняя и зимняя, обработка улова, а ещё сети чинили, лодки смолили. Всё, что раньше мужики делали, бабам да ребятам досталось.
Рыба эта потом до самого конца по ночам снилась. На работе наломаются, а дома ребятишки — ещё один трудовой фронт. И огород, и сено, дрова, коровёнка — всё на их плечах. Выходные редко. Когда на первомай всех отпустят или зимой, в морозы лютые, день-другой дадут. Но и этому рады были. Понимали, что так нужно, что не одни они победу в тылу добывают, вся страна так живёт. Мужчины на фронте жизней не жалеют, ради них и детей своих. Сознательные все были.
Где только силы брали наши женщины, откудова черпали — только они и знали. Одной мечтой жили — победить. Зло это навеки уничтожить. Для этой мечты и сил не жалко. Да ещё чтобы все домой с войны вернулись. Всё лучшее, что в человеке есть, тогда проявилось. Одним миром жили в нашем маленьком посёлке. Друг друга поддерживали, помогали, последним делились. Все обиды враз позабыли и не вспоминали даже, ерундой тогда всё это казалось и глупостью. Вместе над похоронками плакали, вместе письмам с фронта радовались, вместе ребятишек поднимали. Всем миром-то не так страшно было, лучше, надёжнее. Война научила, как надо по-человечески горе пережить, судьбу принять, все точки расставила. Вовек бы только уроков этих не знать, но что поделаешь — так случилось. Кого только тогда наша земля не приняла, сколько людей спасла, сколько судеб разрешила. Вон ребятишек ленинградских приютили. А там судьбы-то не приведи Бог — трагические. Это у детей-то. Помогали им, конечно, чем могли.
Из наших там Ильинична работала. Она всегда стряпнёй своей славилась, вот и детишкам готовить стала. И столько историй рассказывала про детей тех, про то, что им пережить довелось. Рассказывает и плачет всегда. Вот однажды поведала про Наденьку. Девчушке лет шесть, может, семь, трудно определить-то, они там все такие замученные были. А у девчонки этой, у Нади, пуговка была. Красивая пуговка, большая, дорогая, наверное. Мы-то таких здесь и не видели. Она её в кулачке постоянно держала. А потом сказала, что эта пуговка у неё от мамы осталась. Это ж надо, от мамы — пуговка осталась. Единственное, что и осталось. Ой, горе-горе какое!
Вот и задумала Ильинична сшить ей нарядный воротничок на платье и пуговку ту на воротничок пришить. Не дай Бог, ещё потеряет или закатится куда. Что тогда с девчушкой будет? Это ж как будто маму второй раз потерять. Женщины одобрили такое решение, да вот задача — где ткань подходящую взять. Одна предложила косынку шёлковую, довоенную, мало ношеную. Но Ильинична забраковала, сказала, что шёлк — материя деликатная, непрочная, не подойдёт.
Покумекали женщины, повздыхали, по сундукам порылись. Нашли. На рыбозаводе в сетепосадочной нитки капроновые взяли, чтобы крепко ту пуговку пришить. Чтобы не потерялась мамина пуговка. Так всем миром Надюшу и нарядили. Уж как она рада была, как рада! Вечером воротничок снимет, пуговку пальчиками погладит, да под подушку бережно положит. Утром воротничок достанет, пуговку поцелует, как будто с мамой своей встречается. Не расставалась с воротничком.
Пуговка та ей силы давала и веру, что мама найдётся. И мама нашлась. Она на окопах работала в начале войны, потом со всей бригадой в плен попала. Но выжила, выкарабкалась из ада. После освобождения нашла свою Надежду, доченьку, кровиночку ненаглядную. Чудо, да и только! Это нам потом, уже после войны, Марта Яковлевна написала. Видать, детская вера, детская надежда, детская любовь — она святая. А как иначе-то? Это ведь, как сигнал туда, где такие вопросы решаются. Да ещё рядом с сигналом тем идёт человечность великая.
Вот как наши женщины постарались: не отмахнулись от девчушки, дескать, подумаешь, пуговка у неё — великое богатство! Всего делов-то — воротничок сшили, а девочка надежду не потеряла, не отчаялась, всё маму ждала, может, потому и выжила. И нет в этом ничего случайного. Просто её сигнал дошёл куда надо.
Материал основан на реальных событиях. Подготовлен в рамках краеведческого проекта «Наше Семигорье» и вошёл в цикл «Были и сказы нашего Семигорья». Место действия — деревня Кушеват Шурышкарского района, упразднённая в 2006 году.
Текст: Наталья РУССКИХ
Журнал «Северяне», № 4, 2023 г.
Авторы
Красный Север
Журналист
обновлено: 10:00, 30 ноября 2023