обновлено: 11:20, 13 декабря 2024
Общество
Народная медицина ненцев. Как тундровая практика чжень-цзю-терапии взбудоражила советских врачей
Однажды у меня нестерпимо разболелось ухо, как будто внутри головы поселилась тысяча маленьких разбойников — гремят, шумят, грызут меня несчастную.
Время для чтения ~ 33 минуты
Я положила в ухо кусочек чеснока, привязала к нему мешочек с горячей солью, да на грелке поспала. Жду облегчения, а его все нет. Пришлось идти в поликлинику на прием к лору. Молодой доктор участливо выслушал мои жалобы и говорит:
– Я вам, конечно, помогу. Но прежде чем мы приступим к лечению, у меня есть вопрос. Как поступили бы жители тундры в подобной ситуации? Взять, к примеру, вашу маму — что она посоветовала бы?
– Для моей мамы это вообще не болезнь, — горделиво заявила я, — она и не такое лечит.
– И все же, представьте, что вы оказались не у меня на приеме, а в родительском чуме.
– Прежде всего мама сказала бы так: «На улице мороз, не ходи с непокрытой головой…»
– А вы что, гуляли по Салехарду без шапки и платка?
– Совсем чуть-чуть. По пути на работу перебежала через улицу, а в обед вернулась. Правда, ветер в тот день был очень сильный.
– С вами все понятно, — вздохнул доктор и выписал направление на диадинамотерапию, известную пациентам как ДДТ.
В 1964 году «Ямал-радио» предложило столичному руководству ввести в штат окружного радиокомитета литературного переводчика. Необходимость такая назрела давно — при подготовке передач на ненецком языке местные радийщики были вынуждены полагаться на помощь внештатников. Гостелерадио СССР отнеслось к инициативе северян благосклонно. Так на небосводе ямальской журналистики зажглась звезда Анастасии Лапсуй, выпускницы Салехардского национального педучилища. Штатный знаток ненецкого оказался очень востребован, за качественными переводами к Анастасии Тимофеевне обращались и ученые, и врачи.
Здравствуйте, будем дружить долго-долго!
С этого дня стали мы с Борисом Ивановичем Василенко — так звали лора — добрыми знакомыми. Он взял лечение моей хрони под неусыпный контроль и попросил после каждого сеанса электролечения заглядывать к нему на прием. Он был старше меня на десять лет и участливо расспрашивал о моем юношеском житье-бытье. Например, нравится ли мне быть радиокорреспондентом, как ко мне относятся коллеги, какие книги читаю и как провожу свободное время. Потом как-то незаметно он перевел разговор на другую тему. Его очень интересовал вопрос: болит ли у оленеводов в чуме голова и как они с этим борются.
– Тут рецепт один: перевязать голову красной шерстяной ниточкой или узкой полоской сукна того же цвета. Затем надо прилечь, отдохнуть и, если боль не пройдет, измерить голову. Вдруг мозги упали, — отрапортовала я.
– Как упали? Свалились что ли? — от удивления у доктора глаза полезли на лоб.
– Не пытайтесь понять. Просто возьмите ниточку и померьте голову, — успокоила я собеседника.
– А ты сама так делала? Умеешь?
– Это же просто, в тундре все так делают.
– Вот отсюда поподробнее… Маргарита Васильевна, — окликнул лор медсестру, — найдите суровую нитку! А ты давай показывай.
Тонкая красная нить
Я усадила пытливого медработника на табурет и принялась за дело.
– Обтягиваем голову ниточкой над ушами и завязываем ее на затылке. Вот, хорошо… Теперь надо отметить середину перевязи на лбу, на затылке и над ушами, — недолго думая, я превратила доктора в своего пациента. А он и рад стараться — сидит строчит мои объяснения в блокнотик.
– Далее надо снять ниточку на затылке, потом над ушами и измерить расстояния от отметки до отметки. Если в них есть разница, тундровики говорят, что мозги упали на ту сторону, которая длинней. Уяснили? Теперь осторожно, не причиняя боли, голову нужно подправить движением — как будто сдвигаешь мозги на место, — комментирую я свои действия и аккуратно укладываю Бориса Ивановича вместе с его блокнотиком на кушетку. Поворачиваю его на бок, на здоровую сторону головы, и говорю ласково:
– Успокойтесь, постарайтесь заснуть, а когда проснетесь, вас напоят горячим чаем из лэ”мор’ ңодя — листьев княженики (Rubus arcticus). После сна боль обычно проходит.
– Красная ниточка только для головы?
– Не только, — продолжаю просвещать доктора. — Заболит сустав руки или голеностоп — перевяжите и их.
– И сколько дней ходить с красной полоской?
– Пока не забудется боль...
– А почему цвет обязательно красный? А если я синее сукно возьму или белое?
– Красный — сильный цвет. Он как солнце, как огонь, как кровь. Сильнее солнца нет ничего. А у тех, кто с огнем силой померяется, у того кровоток здоровый — и днем, и ночью.
– Тебе завязывали такие полоски?
– Мне-то зачем? Я ж не старуха хромая...
– А ты делала так?
– Говорю вам, в тундре все это умеют. Днем, пока мужчины ездят по делам, бабушки греют возле огня свои больные косточки, суставы, да нажимают на точечку чуть ниже колена. Несколько раз, не торопясь, постукивают по коленкам и опять поглаживают их, греют... Болезнь, что мучает их, у нас называется мэдця». Кстати, тундровики часто обращаются к моей маме Марии Максимовне за помощью; меж собой они говорят, что у нее хорошие сильные руки. Когда я при ней, смотрю, что и как она делает. Знаю, как растереть, помять, расправить и погреть хворое место. Мэдця» — крошечные, невидимые, но больно кусачие, не любят, когда их тревожат, поэтому на несколько дней успокаиваются, но перед переменой погоды с новой силой наступают на моих милых бабушек. А те кряхтят, постанывают и просят о помощи. Вижу свою нужность, очень стараюсь. Пока больное колено не остыло, перевязываю красной ниточкой или полоской сукна. Мне нравится помогать бабушкам нашего стойбища, получается не хуже, чем у моей мамы.
– Очень интересно. Но почему ты об этом никому, кроме меня, не рассказываешь? В Салехарде тоже полно больных бабушек…
– Другим такие методы могут не понравиться или навредить.
– Тебе или твоей бабушке, дедушке они только помогают, а другие чем хуже?
– Понимаете, мы из одного чума или из одного стойбища, мы верим друг другу, делаем добро…
– Значит, надо верить... А ты веришь мне, поможет мое лечение твоему уху?
– Вы врач. Вы окончили вуз. Даже большие начальники приходят к вам на прием, так что да — я вам доверяю.
Когда бабушка важнее шамана
Каждая наша встреча с Борисом Ивановичем — это несколько новых страниц в его блокнотике. Врач тщательно все записывает, вникает в детали. Смотрю я на него и удивляюсь искреннему интересу и заботе пришлого человека о здоровье тундровиков. Некоторые его вопросы мне кажутся нелепыми, про такое у нас в стойбище даже малыши знают, а ему невдомек.
А уж когда он спросил о роли шамана в процессе лечения — я чуть не рассмеялась. Мне, комсомолке, вчерашней выпускнице национального педагогического училища, живо представилась комичная картина такого симбиоза.
– Если у человека разболелась голова, чем ему поможет шаман? Что он может сделать? — хохотнула я.
– Ну, он же все знает, — немного смутился мой собеседник.
– Да нет же, все совсем не так… Чумовые бабушки в вопросах здравоохранения разбираются лучше шаманов и, как правило, обходятся без поселковых врачей и камланий.
Мой ответ до того поразил Бориса Ивановича, что он в сердцах выпалил:
– Инзеледа! Инзеледа! Ну до чего же я рад нашему знакомству! Как же мне не хватало такого собеседника!
– А вы знаете, что означают эти позывные? «Внимание! Внимание! Слушайте все, кто меня слышит!» — рассмеялась я.
– Знаю-знаю. Надо же, пока я мечтал о толковом консультанте и переводчике, ты сама ко мне на прием прибежала…
Главное — правильно спросить
Доктор Василенко, как мне помнится, был неплохим психологом. Начал знакомство с близкой мне темы. То, как родители справляются с хворями моих братьев и сестер, меня волновало более чем.
Со временем я прониклась к нему большим доверием, рассказала обо всей своей родне, подробно поведала о талантах Марии Максимовны Лапсуй, моей матери — поющей сказочницы и незаменимой помощницы молодых мамочек при родах. Я так увлеклась, что неожиданно для самой себя ляпнула:
– А хотите, я вас с ней познакомлю?!
– А мама не будет против?
В январе, в период самых сильных морозов, разболелся мой отец Тимофей Ефимович. К счастью, день был солнечный, и с пролетавшего над стойбищем вертолета заметили мою маму — она отчаянно размахивала возле чума красным платком, привлекала внимание экипажа. Вертушка села, пилоты увидели, в каком состоянии находится мой отец, и сразу погрузили его на борт, увезли в Салехард. Так он оказался в терапевтическом отделении окружной больницы. Вскоре туда прибежал знакомиться Борис Иванович, мужчины пожали друг другу руки. Их дружба длилась долгие годы...
Позже, облетая север округа с бригадой врачей, доктор познакомился с моей мамой, пообщался со старушками, которых она лечила, пополнил свой исследовательский материал новыми уникальными сведениями. Кажется, он был счастлив. Моя семья открыла ему целый мир, помогла увидеть тундровую жизнь глазами кочевника.
Взять, к примеру, мою маму. Живя в суровых условиях Заполярья, в ежедневных походах за дровами она научилась различать и применять травы. А помогли ей в этом… ненецкие оленегонные лайки! Да-да, природой ведь как заведено — заболеет в стойбище собачка и сразу подальше от чума в тундру бежит, целебные травки ищет. Наблюдая за их поведением, за тем, какие растения они только нюхают, а какие едят, моя наблюдательная мамочка освоила азы фитотерапии, успешно применяла полученные знания при лечении людей.
Здесь не Тибет, и всё же…
Мы, ненцы, получаем в дар от природы то, что в городах стоит больших денег. Взять, к примеру, северные ягоды — они заменяют нам многие лекарства и витаминные комплексы.
Первой в тундре поспевает мараңга — морошка (Rubus chamaemorus). Малыши понемногу лакомятся ее зелёными недозревшими плодами. Матери им не препятствуют: «Раз лялька хочет, значит, организм требует».
Какими бы несмышлеными ни были тундровые детки, они и зрелую ягоду, как правило, не переедают. Внутри каждого карапуза сидит маленький «регулятор». Если же у какого-нибудь сластены все же случается запор, мама дает ему пару ложек чистого рыбьего жира — и недуг проходит…
Для длительного хранения тундровики кладут ягоды в стеклянные банки или эмалированные ведра, засыпают их сахаром и ставят в ямы, вырытые в вечной мерзлоте. Так они могут храниться и месяц, и более.
Моя мама была мастером консервации. Зимой она собирала нянко — рубцы (cicatrix) шедших на забой оленей. Они хорошенько вычищались, сушились, коптились над костром, пока не размякнут.
Летом в период сбора дикоросов тундровики предпочитают молодую, только начавшую раскрываться морошку. Переспелая ягода быстро мнется и теряет красивый вид. Да и очищать ее от тундрового сора несподручно.
Мама пересыпала собранные ягоды в высушенные, прокопченные дымом оленьи нянко и заливала их рыбьим жиром. Кстати, точно так можно хранить лынзермя — голубику (Vaccinium uliginosum), и ламдуй — чернику (Vaccinium myrtillus). Когда ягоды кончаются, пропитанный рыбьим жиром и соком ягод рубец съедается, он очень вкусен.
Лишь в зрелом возрасте я поняла, что морошка запасалась в нашей семье не только для лакомства, мама нас ей лечила. Эта ягода — отличное спазмолитическое, противомикробное, мочегонное средство. А ее листья хороши не только как основа для чая, но и помогают бороться с простудой.
Собирали мы и тосэля — водянику (Empetrum), именуемую среди других народов шикшей. Люди обычно не жалуют эту черную чудо-ягодку, но наша мама ее почитала. Если нам удавалось набрать хотя бы ведерко водяники, она радовалась и заливала добычу рыбьим жиром — летом в разгар путины у нас его всегда было много.
– Очень сильная ягода, — приговаривала моя мама, консервируя тосэля. — Она и лежачего на ноги поставит. А вот соседки почему-то были равнодушны к этому дикоросу. Глядя на них, и я ленилась его собирать, но мама терпеливо наставляла: «В тундре нет ничего лишнего, все, что в ней растет, создано для человека!».
Выслушав рассказ о сборе черной ягоды, Борис Иванович добавил, что в ней много витамина С, а также органических кислот, дубильных веществ и минералов. Его удивили глубокие познания в области фитотерапии моей многодетной необразованной матери (ни русского языка, ни грамоты она не знала). Ну, а уж то, что она умело пользуется некоторыми навыками иглотерапии, прижигания и массажа, и вовсе поставило его в тупик.
– Откуда она все это узнала? Кто научил? Здесь ведь не Китай, не Тибет…
– От мамы — моей бабушки. А та от своей родни по материнской линии. В тундре это обычная практика. Кому, как не матерям, учить своих дочерей готовке пищи, пошиву одежды, азам врачевания…
– Ну хорошо. А какими иглами пользуются тундровые знахарки?
– Обычными, швейными. Ненецкая женщина никогда не расстается с иголкой. Что-то оторвалось, прохудилось — необходимые для ремонта принадлежности всегда должны быть под рукой. И если вдруг понадобится вскрыть нарыв или извлечь занозу (частая в походных условиях микротравма), без иглы тоже не обойтись.
Особая святая болезнь
Как-то раз, сидя в чуме у очага, мы беседовали о всякой всячине. Доктор периодически что-нибудь спрашивал у моей мамы, а я переводила.
– Инзеледа, спроси у Марии Максимовне еще вот что, — попросил Борис Иванович, — в специальной литературе нет ни слова об обычаях, связанных с деторождением в тундре. А ведь эти знания очень важны для современных докторов, особенно для тех, кто работает в санавиации.
Услышав такое, я с головы до пальцев ног покрылась испариной. Разве про такое спрашивают? Совсем нет стыда!
– Пожалуйста, спроси ее, — не унимается доктор. — Это же сама жизнь! Понимаю, что тема сакральная, но я обещаю ни с кем, кроме коллег, услышанное не обсуждать.
Я кое-как перевожу вопрос. Мне стыдно, но мамочка крепко призадумалась, потом заговорила.
– Для дела спрашивает… На бумаге напишет, потом кто-нибудь грамотный прочитает и новое для себя уяснит... Беременность — это не простая болезнь, святая, — многозначительно отметила она. — Про женщину, что вынашивает дитя, у нас говорят: Едя’ ниня мэ — «Она перед особой болезнью». Когда дело уже идет к родам, в стойбище привозят повитуху. Вообще, в тундре любая женщина способна принять младенца, но это ответственное дело, как правило, доверяют самым проверенным, авторитетным. Особенно если речь идет о молодой, первородящей. А еще желательно, чтобы рядом с ней были самые близкие родственники по женской линии. Обязательно свекровь и мать — они приходят со своими Мяд’ пухуця — богинями, покровительницами рожениц, которые уже не раз помогали им и их предкам. На их чудодейственную силу надеются особо. И молодой муж все время прохаживается возле чума; то собаку подзовет, то с оленями поговорит. Таким образом он сигнализирует супруге, дескать, я рядом, ничего не бойся, все будет хорошо. Вот так и выходит, что роженица со всех сторон окружена вниманием и любовью. И пламя ее очага горит ясно, не дымит, потому что Ту хада — Дух огня — обещает матери и ее малышу завтрашний день. А взрослые женщины у постели подопечной тем временем приговаривают, комментируя событие: «Огонь твоего чума с тобой. Душа твоего чума над вами, защищает от всего злого, чужеродного. На постели ңытарма — вместилище души прадеда — он с нами. Мяд’ пухуця — Богиня, покровительница рожениц — доброе ухо открыла, нашим словам внемлет. Ласковым взглядом глядит...».
Хылвдась — и ожил младенчик!
Диалог моей мамы с доктором был настолько ярок, что хоть и прошло уже более полувека, отдельные моменты помнятся до сих пор. Обращаясь через меня к Борису Ивановичу, мама отметила, что от ощущений первых родов зависит дальнейшая жизнь женщины. Тело запоминает все особенности этого важного процесса. Если первые роды были легкими, кратковременными, то и в дальнейшем женщина будет легко разрешаться.
– А бывают ли осложнения? — не унимался мой старший товарищ.
– Порой случается, что ребенок рождается как будто мертвый — не дышит и не шевелится. Но это только на первый взгляд. Если повитуха не растеряется и поможет малышу проснуться, он встрепенется, заплачет…
– А как помочь, как разбудить? — доктор придвинулся поближе к рассказчице, ожидая, что она не только опишет, но и покажет манипуляции знахарки.
– Испокон веку повивальные бабушки делали в этом случае хылвдась — покачивали малыша вверх-вниз — вот так, — мама показала доктору заученное до автоматизма движение. — А потом они делали лысабтась — покачивали младенца так, чтобы все тельце колебалось. Вначале медленно, потом посильней. Не помогло — потряхивали его и — петензь — похлопывали по попке… Последний, главный метод — они прокалывали середину каждого пальчика с внутренней стороны. Делали это осторожно, буквально чуть-чуть доставая до крови. Между процедурами все время повторяли покачивание. Ну, а если и это не помогало, прибегали к крайним мерам…
– Каким? — буквально взмолился исследователь.
– Укалывали кончик носа. Да-да! Это место особо чувствительно и у людей, и у животных. К примеру, удар по носу может остановить агрессию даже крупного зверя. И последнее, что происходило, быть может, в одном случае из тысячи — малышу укалывали серединку переносицы, между глаз. Если же все это не помогало, новорожденного безвозвратно клали на сея’ ня’, на пады — на обувной мешок матери. Правда, такое случалось исключительно редко, а в моей практике и вовсе не было.
«Люди, я здесь!»
В той давнишней беседе доктора интересовали сведения прикладного характера. Мне же, пользуясь случаем, хочется заострить внимание на эмоциональной стороне вопроса. Ведь многое зависело не только от знаний повитухи, но и от ее психологической закалки и выносливости. Нетрудно догадаться, как сильно уставали эти немолодые женщины. Положив младенца на животик, они все время держали его на ладони, покачивали особым образом. При этом они неустанно поддерживали головку малыша, не сильно, чтобы не поранить, но достаточно цепко, чтобы он не упал. Глядишь, с бабушки уже пот градом летит, а она все работает — как бы трудно ей ни было, от нее ждут живого малыша! И вот по прошествии какого-то времени кожица крохи начинает розоветь, и уже улавливается еле заметное его шевеление. Повитуха хлопает «пациента» по попке — ну, все, вздохнул! Между тем несчастная мать, стоявшая все это время на коленях ничком, совсем истомилась. Теперь задача знахарки успокоить ее, привести в порядок. Родня ласково переворачивает «больную» на спину, и ей кладут на грудь ребенка.
Дите и мать наконец-то снова вместе, они согревают друг друга и чувствуют себя единым целым. Постепенно сердце роженицы подстраивается под ритм детского сердцебиения. Дает ему время прийти с собой в унисон, затем спокойно набирает ход, выводит его на определенную природой частоту. Вот тут и раздается детский плач: «Люди! Я здесь!». Малыша в это время никто не успокаивает: пусть наплачется, прочистит легкие. Лишь после этого он впервые прикасается к соску. Мать охватывает незнакомое горячее чувство, просыпается стремление защитить это беспомощное, во всем зависимое от нее создание, а боль и усталость постепенно забываются, уходят на второй план. А кроха, присосавшись, через молоко познает любовь своей матери. Самой вкусной на свете!
– Таких ребятишек называют Хабэця, Мертвенький, Сярценя, который резко крикнул; их имена свидетельствуют об обстоятельствах появления на свет.
Всему научит матушка-природа
– Откуда знаете, как принимать роды? — доктор Василенко, похоже, решил выспросить у моей матери все военно-медицинские тайны. — Кто вас этому научил?
– Моя мама и… олени. Я ж дочь тундровика, видела, как мой отец помогает разрешиться важенкам. Но для этого надо иметь правильные руки, особенно если применяешь свои навыки на людях.
– А правильные — это какие?
– Они должны чувствовать не только ребенка, но и боль матери. А еще их хозяин должен быть глазастым, следить, чтобы спинка и головка новорожденного были правильной формы. И если что-то не так — поправить, пальцы при этом должны быть чуткими.
– Новорожденного моете?
– Да, для этого используется теплый отвар тюнаць’ — березовой чаги (Inonotus obliquus).
– А чем вытираете малыша?
– Для этого есть варав, тончайшая, лучше всего березовая, стружка.
– А еще какой варав бывает?
– Нерка варав — варав из ивы. Вот, смотрите…
Мама протянула доктору домашнюю заготовку. Борис Иванович с интересом ощупал пучок стружки, несколько раз приложил к щекам, подивился мягкости и нежности полуметровых ивовых прядей.
– Даже жаль такую прелесть использовать в гигиенических целях! — подытожил он. — Не проще ли купить обычное полотенце?
– Полотенце надо постоянно стирать, а варав использовал и выкинул.
– Инзеледа! А ты умеешь строгать варав?
– Как и все жители тундры. Маленькие девочки не раз порежутся специальным острым ножом, прежде чем освоят этот навык. А без варав в тундре не обойтись, он нужен и в качестве альтернативы полотенец, и чтобы сопли детям подтереть…
P.S. Наши беседы с доктором Василенко продолжались достаточно долго, чтобы удовлетворить его интерес к этой теме. Собрав объемный научный материал, он издал монографию «О народной медицине ненцев Ямала: Приуральский и Ямальский районы», защитил кандидатскую диссертацию по теме «Нетрадиционные методы лечения в современных условиях и история нетрадиционной медицины КМНС Ямала». Трудно найти человека, чей вклад в изучение и популяризацию старинных методов лечения северян был бы столь весом.
Арка лекар Борис Иванович
Доктор Борис Василенко оставил яркий след в истории ямальской системы здравоохранения. Работая в 1967–1982 годах врачом-отоларингологом Салехардской окружной больницы, он долгое время возглавлял передвижной медотряд, неделями кочевавший в тундре. В одну из таких поездок он и познакомился с матерью легендарной Инзеледы, Марией Максимовной Лапсуй…
Тесное общение с оленеводами и рыбаками открыло доктору окно в мир народной медицины северян. Он не раз жаловался на отсутствие специальной литературы по этой тематике, а когда представилась возможность, с удовольствием восполнил этот пробел, опубликовав шесть научных работ по гигиене, прижиганию, иглоукалыванию, методам лечения тундровиков и таежников в дореволюционной России.
«К сожалению, о народной медицине ненцев, ханты, манси мы знаем далеко не все. Но и те сведения, что сохранились, содержат в себе достаточно много рационального, того, что могут взять на вооружение современные врачи», — писала в 1985 году о подвижнических трудах Бориса Ивановича газета «Тюменская правда».
А вот выдержка из работы самого Василенко. Его статья «Традиционная гигиена народностей Севера» была опубликована Рижским мединститутом в 1985 году:
«Внутри оленьего волоса имеется воздушная полость, что делает мех очень теплым, но в то же время и хрупким. Прежде ненцы не знали нижнего белья, а надевали одежду непосредственно мехом к телу. При этом все кожные выделения и грязь счищались волосками, которые затем обламывались. Сняв одежду, ее тщательно высушивали и выбивали специальными колотушками, удаляя обломившиеся волоски вместе с загрязнениями.
Если учесть, что вплоть до ХХ века ненцы банями не пользовались, то это был единственный способ очистки кожи, притом довольно эффективный.
По свидетельству очевидцев, люди, живущие в поселке, носящие белье, бывающие в бане, выглядят подчас куда менее привлекательно, чем пастухи, постоянно работающие в тундре и пользующиеся традиционной одеждой».
Уже став знаменитым, доктор передал в фонды Госархива Тюменской области опросные карточки своих респондентов. Их содержание до сих пор поражает исследователей. Взять, к примеру, анкету пятидесятилетней домохозяйки из Панаевска. В 1968 году, когда отечественные врачи уже и в космос слетали, и делали уверенные шаги в трансплантологии, эта женщина поведала доктору о том, как лечилась прижиганиями от бесплодия. Помогло!
«Говорит, что прижигания делала себе сама комочком тлеющей чаги, — записал по этому поводу Борис Иванович. — После замужества долго не было детей. Делала прижигания в левом подреберье — родила пятерых…».
Кстати, следы прижиганий — тринадцать красноречивых рубцов — засвидетельствовали и другие медработники, включая заведующего окружным здравотделом Павла Московкина.
«Убедились в том, что у ненцев существует и практикуется прижигание, и только после этого поверили мне», — подытожил исследователь.
От себя добавим: эти манипуляции были выполнены по особой схеме, не владея исчерпывающими знаниями в области медицины, не стоит пытаться повторить этот опыт.
И все же, сейчас таким методом на северах уже мало кого удивишь, популяризация народной медицины сделала свое дело. По словам наших коллег из национальных печатных изданий ЯНАО, прижигание практикуется не только в стойбищах, но и в отдаленных населенных пунктах. А в далеком 1968-м Борис Василенко писал:
«Ненец, 74 года, оленевод, кочует, п. Тарко- Сале, Вынгапур. Знает о лечении прижиганиями, видел неоднократно и на себе испытывал… Ему когда-то по поводу головных болей делали прижигание папиросой в височной области с двух сторон, с тех пор голова никогда не болела…»
И, возможно, самое удивительное:
«Нами осмотрен 91 житель тундры (все ненцы), среди них 76 взрослых и 15 детей, которым делали лечебное прижигание по поводу различных заболеваний. Сравнение точек, используемых для прижигания ненцами, с точками чжень-цзю-терапии показало, что в большинстве случаев как сами точки, так и их показания к применению совпадают».
За долгие годы работы в тундре наш герой снискал среди кочевников заслуженную славу, его называли «арка лекар» — большой врач. Пациенты окружной больницы в нем тоже души не чаяли, и даже если была возможность приняться у другого отоларинголога, выстаивали на прием к Василенко длинные очереди. Покинув в 1982 году Ямал, доктор руководил Музеем истории здравоохранения Тюменской области, участвовал в различных экспедициях и исследованиях, а в 1992 году вернулся в Арктический регион и вплоть до 1998 года трудился в Аксарковской районной больнице.
В 1997 году указом Президента РФ кандидат медицинских наук, Заслуженный врач РСФСР Борис Василенко награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.
От редакции «Северян»
Текст: Анастасия Лапсуй
Журнал «Северяне», № 4, 2024 г.
Авторы
«Северяне»
обновлено: 11:20, 13 декабря 2024