Новости
В дебрях Полуя: как живут на главном кордоне Верхнеполуйского заказника
В четырех сотнях километров от Салехарда, если идти по реке Полуй, находится главный кордон Верхнеполуйского заказника. Вокруг него простирается глухомань. Здесь медведей больше, чем людей, а облака гнуса сводят с ума все живое. Кордон окружает буреломная тайга, заболоченные пустоши и руины бывших баз геологов и лесорубов. На нем дежурят инспекторы, и среди них нет ни одной женщины. Смены длятся месяцами. Повседневная рутина, долгие рейды в жару и в лютые морозы. Как все это выглядит изнутри? Продолжаем серию репортажей «Красного Севера».
Косолапый хозяин тайги – твой ближайший сосед
Напротив крутого берега, на котором стоит центральный кордон Верхнеполуйского заказника, лежит низкая сторона Полуя. Там где нет заболоченности, обозначенной густым ивняком, широкой полосой желтеет песчаный пляж. Ночью, на него выходит медведь. Гуляет. И не смущаясь запахов людей и собак, мохнатый переплывает на другой, обжитый берег. Обходит ограду кордона, километр за километром, пользуясь старой колеей, оставшейся от геологоразведчиков. Медведь посматривает в сторону кабаньих лежбищ.
– Часто медведь появляется. Молодой. Здесь его территория, он по ночам кружит, – отмечает инспектор Сергей Шашков.
Медведи, вепри, лоси и краснокнижные орлы – единственные соседи специалистов Верхнеполуйского заказника. Далеко вниз по реке есть стойбище, затем – охотничье хозяйство со сторожем. И все. До ближайшего села Зелёный Яр – 350 километров причудливо изгибающейся ленты реки Полуй. Чтобы выбраться в город, нужна моторная лодка. И почти десять часов идти по сложному фарватеру.
Лютой зимой отшельничество инспекторов не такое острое. Снег покрывает болота, озера, очаги тундры и тайгу. Свирепый мороз сковывает природу. Можно заводить снегоход. Взамен затяжного пути из Салехарда, инспекторы отправляются на кордон прямиком от дороги Надым – Лонгъюган. А вокруг заказника появляются зверобои. Они приходят из-за лося и медведя. Некоторые из них добывают зверя без лицензий.
Чтобы попасть в Верхнеполуйский заказник я оставил город на десять долгих дней. За это время весна перешла в лето, поднялся гнус, и упала вода в реках. Одна ротация инспекторов сменяет другую. Но тревожная тишина в тайге остается неизменной.
Беглецы, геологи и лесорубы – те, кто приходит в верховья Полуя
Кордон находится в нескольких километрах от стрелки рек Губокий Полуй и Сухой Полуй, порождающих сам Полуй. Обживать такие локации – традиция для человека. В годы коммунистических экспериментов и гонений неподалеку обосновались ханты. Ушли из деревенек и стойбищ на берегу Оби со своими стадами оленей от сталинских грабежей. Кастлали, там, где их не найдут чекисты. Один из предков инспектора Семёна Русмиленко ушел сюда от «раскулачивания». А четырех его родичей из юрт Нагорные увезли в 1938 году в Омск и там расстреляли. За оленеводство.
В годы бума освоения недр Западной Сибири здесь развернули базу геологи. Проводили изыскания нефти. Но в 1984 году геологоразведчики ушли несолоно хлебавши, оставив после себя постройки, два громадных нефтяных резервуара, огромные сани для перевозки балков, километры грунтовых дорог в тайге и болотах. И горы хлама. Интересно, что намного севернее и позже, в 2008 году, все-таки находят черное золото – Ярудейское месторождение.
Место не пустует. Его занимают лесорубы. Пользуются остатками инфраструктуры. В Салехарде в те годы строили новые дома ещё из дерева. Рядом с городом хорошего леса почти нет – валили верхнеполуйскую тайгу. Бревна из ели и лиственницы сплавляли по реке, при этом засоряли ее русло топляком. Время летит: дровосеки уходят в 1994 году – потребность в древесине падает. Наступает запустение – избы и сараи разваливаются, причал обваливается.
– Когда мы пришли, то отсюда горы мусора на барже вывезли, привели местность в порядок, – вспоминает старожил и начальник кордона Антон Саенко.
Еще в бассейне Полуя процветает охота – легальная и нелегальная. В сезон, когда на реках нет льда, зверобои идут по водным артериям. Но в августе 2005 года создали Верхнеполуйский заказник. На его территории в 195322 га на бой зверя – табу. К этому времени здания обратились в руины. Первый балок для кордона привезли на барже из Лабытнанги, взяли его в горном поселке Полярный. Постепенно на высоком берегу выстроили базу: усадьба, баня, сараи и рабочие балки. В кораль запустили кабанов.
Кто и как живет на кордоне?
Сегодня кордоне людно – инспекторы, речники. Тарахтит трактор. Туда-сюда снует «КАМАЗ». Пришедшую из города баржу, ее приволокли два катера «КС», разгружают. У речников остаются считаные дни, чтобы покинуть стремительно мелеющий Полуй. На берег сгружают корма для кабанов, бочки с бензином для лодок и зимних рейдов на снегоходе, запас дров. Попутно надо вновь ставить трап к стоянке для моторок: в половодье часть берега обвалилась в реку. На романтическое бдение над птичками, как представляется смена на кордоне, – это не походит.
Инспекторы – мужчины: молодые или средних лет. Женщин нет. Смена длится от месяца до… Сергей Шашков как-то провел на кордоне девять месяцев. Заброска в сезон открытой воды – по Полую. Ближе к осени, когда река мелеет, путь отнимает целых два дня: есть риск сесть на мель в темноте или напороться на топляк. Зимой едут на снегоходах от Надымской дороги. От нее до кордона пару часов пути.
Главный по кордону – Антон Саенко, уроженец села Горки, потомок ссыльных из Кубани. В Шурышкарском районе он работал на рыбном заводе. Отправился в Службу по охране биоресурсов ЯНАО. Зоотехник Андрей Козин родился в далеком Новом Порту. Два инструктора – из села Лопхари. Так, Семён Русмиленко добывал рыбу на Оби, но приемщик платил за улов символические деньги, и Семён ушел в заказник. Его брат – Ростислав, славен тем, что у Куноватского сора поверг напавшего на него шатуна. Другие – издалека: из Вятки, Челябинска и Марий Эл. В их регионах, в заказниках, либо мизерные зарплаты, или сокращения из-за недофинансирования.
– В ЯНАО природоохранное ведомство не оптимизировали, как в других областях, где на весь заказник несколько инспекторов. В Верхнеполуйском 10 человек в штате. Есть снабжение, техника, достойно платят, – констатирует Антон Саенко.
В арсенале кордона – три моторки, каракат «Тайга», трактор и снегоходы. Всем этим нужно управлять и знать, как починить. В целях безопасности инспекторы поодиночке не отлучаются от кордона. Маршрут, или рейд, запланированы так, чтобы в случае поломки транспорта человек смог за сутки дойти пешком до избы, балка или стойбища. За пределами заказника хватает охотничьих домиков – их координаты забиты в навигаторы Garmin. Объезд заказника порою затягивается на неделю. В морозы минус 25-40 градусов.
– Лето – самое дурное время на Полуе. Болота открыты, море гнуса, жара, душно. Осенью и зимой намного проще, – говорит инспектор Константин Ушаков.
В верховьях Полуя лето раннее. Если в начале июня – около нуля и срывался снег, то с 10 числа столбик термометра подскочил выше 30 градусов. Весна кончилась. Утомленные северным зноем и комарьем собаки бросаются в реку. Купаются.
Обойти кордон или прорваться через болото
В один из дней инспекторы отправляются на объезд кораля. Вокруг него вьется теряющаяся в болотах колея – наследие от геологов. Кораль огражден забором из железной сетки – залог безопасности кабанов. Едем втроем на каракате «Тайга». Поначалу все хорошо, кроме надоедливых комаров и повышенного тепла. Под колесами твердая почва, в воздухе ароматы черемухи, а кустики малины радуют глаза. Навещаем солонцы для лосей. Лайка Шарик берет след в тайге – медведя или лося, бог его знает. Романтика.
Затем колея ныряет в трясины. Каракат зарывается в жижу. Глубоко. Алексей Аппаков цепляет лебедку за забор, но из движка валит дым. Вездеход сделан в Тюмени, мотор – китайский; сборка такая, что при посадке в воду техника начинает отказывать. Ремонт.
Объезд затягивается. Место поломки – красивое. Слева – огромная болотина, с широким озером посередине. Я туда уже ходил на днях – кочки по пояс, поля багульника и тьма гнуса. В межсезонье инспекторы берут в водоеме воду для кухни. Справа – ограда кораля. Видны следы атак медведя на сетку. Чуть дальше, на сухом участке нахожу и отпечатки когтистой лапы. Буянит тот самый – «пловец» с противоположного берега. От запаха вепрей у «лесного барина», очевидно, текут слюнки. Медведи периодически воруют поросят.
Погода – жара, как в Африке – резко меняется. Ударяет штормовой ливень. Промокаем до нитки. Наконец-то выезжаем на песчаную возвышенность. И укрываемся от непогоды в… крематории. Трупосжигатель завезен на случай вспышки африканской чумы в корале.
– Крематорий сможем использовать, если стада полуйских оленеводов поразит сибирская язва. Когда на Ямале бушевала язва, авиацией пришлось покрышки для сжигания оленей завозить, – поясняет главный по кордону.
Как стая кабанов репортера окружила
Кабаны в полуйской тайге появились в 2008 году. Крайний Север не ареал обитания вепрей. Их для заказника отловили на юге Сибири – в тюменских урочищах и в курганских лесостепях. Секачи – это эксперимент. Задумка такая, если диковинный зверь приживётся, то его выпустят на волю. И в южной части Приуральского района прибавится объектов для охоты. Вес кабана – около 100 кг, мясо вкусное.
Но… Акклиматизированные к долгим северным зимам, кабаны не находят достаточно для себя пропитания в тайге. Когда нет снежного покрова, свиньи сметают все, что находят – от трав и веток, до мышей, птиц и падали. Но глубокие сугробы для них – сложное препятствие. Кабаны растут на довольствии от Службы по охране биоресурсов ЯНАО. В сезон навигации, когда баржа из Салехарда доставляет на кордон горючее и технику, на борту находят место и для корма – гороха, пшена.
Чтобы увидеть вепря, его надо искать. Кораль – огромен. Вокруг него тянется восемь километров забора из железной сетки. Защита от прожорливых медведей. Внутри, в южной части кораля – небольшой сухой хвойный бор. Другие локации – это болота, трясины, небольшие луга и густые чащи из берез, черемухи и ивы. Летним днем полуйские свиньи – их 32 особи, отлеживаются в болотах, там их меньше достает гнус и сибирская жара. Ночами вепри бродят по своим тропам. В нескольких точках для них рассыпают еду.
– Залезай на телегу с кормом и жди. Кабаны сами придут, после 12 ночи. Фотоловушка их постоянно фиксирует, – советует зоотехник Андрей Козин.
Выбираю интригующий вариант. Для надзора за кабанами есть смотровые вышки, целых две. Забираюсь в одну из них, обливаю себя репеллентом, открываю окна, и… любуюсь на игры солнца с горизонтом. Звенит комар. Закат окрашивает буйно зеленую траву и слегка туманящие болота. Небо загорается огнем и тускнеет. Доносится треск веток из леса. Час, второй, третий. Но… Фотоохота не задается. Спускаюсь и вижу огромное черноватое тело. «Медведь!» – проносится мысль. Мешкаю с кадром, и хряк огромным прыжком скрывается.
Новая попытка. Стараясь не издавать шума, передвигаюсь по бору. Вепри плохо видят, но остро чувствуют запахи и наделены отличным слухом. Близость животных ощущается интуитивно. Стадо пасется. Вспугиваю первых свиней. Кабаны отбегают и… окружают меня, держась на дистанции. Изучают. Нервы шалят. Подкрадываюсь и делаю кадры. Наблюдать за животными в полудикой природе – отличное времяпровождение.
Почем браконьеры лося бьют?
Верхнеполуйский заказник – это места, где над берегами рек набиты тропы. Только не туристские, а лосиные. Здесь зимует значительная популяция сохатых нашего округа. Они пожевывают кору деревьев, ивняк. В этом им загодя помогают бобры, сваливая деревья, что обеспечивает лосей дополнительным кормом – их любимыми тонкими ветками. Летом, когда комар и оводы терзают животных, рогатые мигрируют на север – в лесотундру и в тундру, ближе к Надымской Оби. Там ветер относит гнус. И полно кустарников, грибов.
Еще в полуйской тайге на стыке поздней осени и ранней зимы рождаются лосята. В Службе по охране биоресурсов ЯНАО называют свой заказник родильным домом для лосей. В урочищах сохатые восстанавливают свою популяцию.
Для браконьеров окрестности заказника – как медом намазаны. Доехать на снегоходе по хорошему снегу, подловить беременную лосиху или крупного лося – дело несложное. Когда не получается поживиться, то творят налеты на стада домашних оленей. Пути захода на убойные места – от Надымской дороги, трассы на Лонгъюган. Однажды инспекторы, делая объезд, нашли по свежим «буранкам» сразу 14 шкур убитых лосей.
– Браконьеры брали беззащитных беременных лосих. Животы выпотрошили, плоды выкинули. Тягостное зрелище, – вспоминает Антон Саенко.
Дичекрады идут на дело, дожидаясь непогоды. Стреляют лося, разделывают тушу, прячут шкуры, и уходят. Метели заметают путики от снегоходов. Снега хоронят гильзы. Увидев шкуру или следы крови, инспекторы ищут в глубоких сугробах патроны, вещдоки. Накручивают сотни километров, изучая охотничьи домики на предмет намеков на браконьерство. Однажды наткнулись на схрон патронов. В полиции копятся уголовные дела по статье 258 «Незаконная охота» Уголовного кодекса. 2020-й год – 6 убитых лосей за январь и 14 в апреле. И 8 лосей за весь 2019 год. В нынешнем году – затишье.
Если в малых селах и на стойбищах люди порой добывают лося без лицензии, чтобы накормить свежим мясом семьи, то профессиональные браконьеры зарабатывают. Килограмм лосятины на черном рынке – 250-350 рублей. Рестораторы – самые щедрые за товар, и происхождение мяса не спрашивают. Чистого мяса в сохатом – около 150 кг. Трихинеллезом лось редко поражен. Расходы на топливо, ремонт техники и сопутствующие расходы – несколько десятков тысяч рублей. Считайте выручку.
И охотящиеся по путевкам мужчины не всегда честны. Зверобой изымает лося, но не делает отметки об этом в путевке. Везет тушу домой и выходит в тайгу вновь. Такая хитрость.
Еще лося выбивает медведь, чья популяция резко растет. Выспавшись в берлоге, хозяин тайги подкарауливает сохатого и загоняет его по насту. Подмороженный снег ранит лесного великана, и он, обессилив, погибает от клыков и когтей зверя. А мохнатый молодняк – возраста 3-7 лет, бродит, где попало, и ради забавы давит лосей. Косвенно на это влияют охотники. Зверобои стараются изымать взрослых медведей – хозяев определенного ареала. Большой медведь – великая добыча жира, мяса, и гордость для охотника. Но его отсутствие – означает обилие разгульного молодняка, чью численность регулируют матерые косолапые.
Промышляют в бассейне Полуя и пушниной. Легально и нет.
– Поймали одного браконьера из Надымского района. Пытался ловить соболя. Сам на снегоходе за 2,5 миллиона рублей, работает в «Газпроме». Сказал, что думал на охоте отбить снегоход, – делится собеседник историей, которая кажется даже трагикомической.
На кордоне ночь. Солнце ненадолго покидает горизонт, но тьма не приходит. Моросит. Ветерок с реки освежает после дневного пекла. Я сижу на берегу и караулю медведя…
Продолжение следует.
В финале верхнеполуйского цикла «Красный Север» расскажет, чем заканчиваются поиски медведя, и о приключениях на извилистом пути в Салехард.
Читайте также:
Полуйские дебри: неожиданные встречи на месте стариной фактории, часть 2
Полуйские дебри: опасное путешествие на дальний кордон, часть 1
Авторы
Михаил Пустовой
Журналист
Темы