Новости
Тамбейский дневник. На краю земли – с ветеринарами
Летом бригады ветеринаров кочуют по Ямалу – от одного стойбища к другому. Неделями не покидают тундру. Живут аскетично – в палатках, чумах. Пьют солоноватую или болотную воду и едят с кочевниками сырое мясо. Терпят гнус, ветра, арктическую погоду и раз за разом сражаются с непокорными оленями. Так проходит ежегодная вакцинация от сибирской язвы, смертоносные бактерии которой дремлют на моровых полях.
Корреспондент «Красного Севера» на неделю присоединился к ярсалинским ветеринарам. Бригада работала в труднодоступной Тамбейской тундре. Читаем далее.
В арктическом тумане
Ночью на нашей стоянке плохо спится. Шторм треплет палатки, вырывает колышки из песчаной почвы. Сон не идет. Еще где-то неподалеку шастает полярный медведь. Его влекут запасы оленеводов. Я выхожу из палатки. Отхожу на несколько десятков метров. Теряю ее из вида. Туман…. Тамбейская тундра. Край Ямала.
Близость Карского моря ощущается физически. Днем и ночью дует ветер, практически не утихая. Выбивает тепло из тела. В середине августа температура держится на отметке плюс 4-6 градусов. С низких, серых облаков постоянно срывается морось. На сотни километров в любую сторону нет ни одного дерева, только низкорослая трава, пушица, микроскопический ягель и изредка карликовые ивы. Но здесь веками живут люди – 118 семей ненцев-оленеводов. На юг они не кочуют.
Вчера нас высадил вертолет неподалеку от пролива Малыгина, где-то в бассейне реки Тыпэртяяха, притока Хабэйяха. Ориентиром был одинокий чум кочевников. Он стоял на небольшой возвышенности, окруженный оврагами. Его хозяин 55-летний Алексей Вэнго живет со своими двумя сыновьями Анатолием и Андреем. Год назад мужчины пасли две сотни оленей, но зимний падеж из-за гололеда и проходящие мимо «дикари», за которыми увязался скот, опустошили их хозяйство. Теперь у Вэнго полсотни оленей.
Борт посетил стойбище, чтобы стадо вакцинировали от сибирской язвы и поставили бирки – так легче учитывать поголовье. Каждое лето Служба ветеринарии ЯНАО отправляет прививочные бригады по всему округу – на Ямал, на Гыдан, в горные долины Полярного Урала и в шурышкарскую тайгу. На вертолетах, катерах и «трэколах». По Ямальскому району движутся сразу пять бригад.
А оленям прививаться категорически не хочется…
Трудная и скучная тундра
Прививочная бригада – это четыре человека, две огромные зимние палатки «Берег» и целая гора вещей: от генератора до переносного загона весом в полтонны. Экспедиция.
В бригаде один парень бросается в глаза своей густой растительностью на лице, не характерной для местных. Молодой ученый Алексей Немцев из Магнитогорска пишет кандидатскую диссертацию про болезни оленей. Однако тундра для него – уже не экзотика. На Ямале он второй раз.
Остальные – это ненцы. Поселковые ярсалинцы – фельдшер Константин Ядне и зоотехник Денис Худи. Отслужили в армии на южных рубежах – там, где от нестерпимой жары люди с Крайнего Севера падают в обморок. Дома пошли в ветслужбу. Просчетчик Юра Окотэтто совсем недавно кочевал в здешних местах. В тундре у него полно родни.
Бригада второй месяц мотается по Ямалу, привив около 15 000 оленей. Остались позади солнечные берега Байдарацкой губы и таинственный остров Литке. Те красивые дни Костя и Денис часто вспоминают. До Тамбейской тундры ветеринары добрались уже к концу ямальского лета. Чем севернее к проливу Малыгина перемещались ветеринары, тем негостеприимнее становилась тундра. Если возле Байдарацкой губы парни могли беззаботно наслаждаться природой – там нет медведей, то в Тамбейской тундре напряженная ситуация. Исполинские полярные медведи бродят вокруг стойбищ.
Здесь жизнь кочевников не похожа на ту, которую ведут «живущие среди оленей», как они говорят о себе, – другие ямальские ненцы. Между стойбищами приличные расстояния в 20-40 километров. Интернет – исключительно спутниковый (если есть на это деньги). Дорог нет, даже зимников. Сообщение с миром – по воздуху. До аэропорта в Сеяхе три сотни километров. Но пассажирских рейсов нет. Только оказии – ветеринарные, санитарные, продуктовые и школьные борта. До торговой фактории Тамбей полторы сотни километров. Правда чуть подальше есть городок с аэропортом, но это вахтовая Сабетта. Закрытая территория.
Настоящая арктическая глухомань, и почти пустошь, даже по ямальским меркам.
– Здесь сложно кочевать. Молодежи почти нет – скучать начнешь. Да и лес не растет, как у нас в Яр-Сале, с дровами туго, – признается знакомый с тундровой жизнью Денис Худи.
Мы стоим на окраине стойбища. Серый горизонт сливается с тундрой где-то пугающе бескрайне далеко, порождая чувство безвременья. Срывается морось. Хочется чуть выпить, чтобы согреться и покурить. Сигареты еще есть. С выпивкой в этой тундре туго.
Идем в палатку-шатер ужинать. Она дает защиту от ветра, но внутри температура не сильно отличается от той, что на улице. Тянет сыростью от пола. Дыхание не шибко прогревает шатер. А сквозняк нивелирует работу легких. Теплые носки и вкладыши из сапог несколько помогают, но все равно зябко. Ветеринары так живут неделями.
Пробурим до газа, сжарим медведя!
День ожидается тяжелым. Но утро 16 августа в Тамбейской тундре начинается с подарка. Облачность расходится. Солнце заливает землю. Морянник с Карского моря стихает. Становится тепло и даже чуть-чуть жарко. Удачное стечение обстоятельств. Сегодня ветеринары поставят оленям вакцину от сибирки.
Надо ставить загон для скота. Загонять в него пугливых животных. Пастух уходит за оленями. Карликовое поголовье пасется в отдалении от стойбища, где-то в зеленеющем мелкой, но сочной травой овраге. После огромных стад из сотен и даже тысяч голов, которые «сделали» южнее ямальские ветеринары – не густо.
Кораль возводим слева от чума, на вытоптанном пустыре – 50 метров на 50. Для начала сверлят железным ручным буром лунки под деревянные стойки – их полсотни. Бур легко вкручивается в песчаную тамбейскую почву. Правда, после пятой лунки лоб уже потный. А чем дальше буришь, тем сырее земля. Начинаются перекуры.
– Крути-крути. До нефти дойдем. Заправку откроем, – зубоскалю я.
– Нет. Здесь газ должен быть, – парирует кто-то.
– Тогда оленя на нем в шашлык превратим. Или медведя!
На двухметровые с гаком стойки натягивается ткань-дорнит. И это самое муторное. Дорнит после полевого сезона уже грязный – в песке и в оленьей шерсти. Ветер норовит содрать его с загона, хлопая им тебя по лицу. Полотно крепят к стойкам огромным количеством веревочек, которые все тот же ветер пытается унести в тундру.
Кораль конструируется из двух отсеков. В накопителе ожидает стадо или отобранные для процедуры олени. В рабочей камере ветеринары постепенно прививают и биркуют отогнанных в нее олешек, выпуская затем их на стойбище. Схема, отработанная десятилетиями.
И вот начинается. Олени хрипят! С громкими воплями ветеринары и кочевники загоняют рогатых в накопитель. Закрывают вход, отбивая атаку оленей. Дают куску (так называется небольшое стадо) отдышаться. И вновь гортанные крики. Десяток животных оттесняют в рабочую камеру. Там оленя хватают за рога, прижимают. Зверь обрушивает копыта на людей, топчется по ногам. Принимать его вес, будучи обутым в резиновые сапоги – то еще удовольствие. Саму вакцину колют в шею. Некоторым хлопают бирку в ухо – для учета. Телят-однолеток не биркуют: не все они переживут зиму. Один-второй-третий…
Стадо нервничает. Кружит по загону. Самцы прыгают на ограду. Рвутся в тундру. Под ногами здоровых быков путаются хрупкие телята. Один, а затем другой, ломают ногу. Говорят, что при вакцинации от сибирки на тысячу оленей – один такой травмированный.
– Такое – редкость. Бывает, что стадо на две тысячи голов сделаешь на стойбище, и ни один олень ногу не сломает, – уточняет фельдшер Константин Ядне.
Через два часа все заканчивается. Оленей отпускают в тундру. Два теленка одиноко ковыляют за чумом. Лечить их поломанные кости не будут. Таковы условия в тундре. Они обречены. Вечером одного задушат, пригласят родню из соседнего стойбища и съедят. Затем его участь разделит и второй.
Олень гниёт и хрипит
Врач Алексей Немцев склоняется над копытом быка. Два ненца держат оленя. Он нервно дергается и сопит. Из его зада валятся экскременты. Ветеринар чистит ему загноившуюся из-за травмы ногу. Если он этого не сделает, то олень рано или поздно погибнет.
Уралец достает порошки и мази. Смешивает их. Наносит на пораженное место. Такое комбинированное лечение в диковинку на стойбище. Старый Вэнго интересуется – а что применяет врач?
– Для заживления гнойных ран использую антибиотик четвертого поколения – «Кобактан». Добавляю к нему мазь по своему рецепту – линкомицин, левомеколь, антибиотик и сульфамид. Антисептик-стимулятор Дорогова хорошо прижигает рану. Думаю, что получается ядреная смесь, – объясняет Алексей.
В Тамбейской тундре негусто с препаратами. Скот лечат антибиотиком бициллин, и у оленей за десятилетия уже выработалось к нему привыкание. Кто-то даже не закупается лекарствами – нет денег. Еще зачастую кочевники считают, что надо заливать рану оленю краской для мечения. Уверяют: в ней есть спирт. Врачи это воспринимают скептически.
Чем страдают рогатые? Раньше регулярно мерли от сибирской язвы (попутно гибли и ненцы: семьями), но сейчас поголовья в округе прививают за счет государства. Ахиллесова пята оленя – его копыта. Летом и осенью по тундре гуляет некробактериоз – копытная гниль. Из-за сырости, влажности конечности становятся уязвимыми.
Там где появлялись геофизики и газовики, уверяют меня тундровики, их животные часто ранят ноги о железный хлам.
Зимой тундра безопаснее для оленей. Если нет оледенения, которое грозит бескормицей и мором. Что и произошло минувшей зимой в Тамбейской тундре. Умерли тысячи оленей.
Ужас Арктики приходит вечером
Белые медведи и оленеводы – это соседи. Ветеринары работают в самых медвежьих тундрах Ямала. Косолапого мы видели уже на подлете к чуму Алексея Вэнго – из иллюминатора вертолета, в разрыве между облаками. Хозяина чума эта новость не удивила. Он сталкивался с мишками тет-а-тет часто. Зверь ищет пропитание, пытается обворовать оленеводов и не брезгует падалью – нерпой, рыбой.
А эта история, в общем-то, начинается с трупа.
… Ветеринар из Магнитогорска пристроился на корточках возле разделанного олененка и ест мелкими кусочками сырое мясо, осторожно орудуя ножом. Его пальцы перепачканы кровью. Рядом сидит Алексей Вэнго и его родственница. Ненцы любят парное мясо. Зовут меня, но из сырого я ем только рыбу. Не настаивают.
Глядя на скорбные остатки от теленка, болтаю с кочевником о белом медведе. Как ни странно, но гиганты не воруют оленей – «живые консервы». Тундровики говорят, что умеют отговаривать монстров от этого. Но недавно зверь посетил стоянку оленеводов, воспользовавшись ночью.
Ухожу в палатку. Затем – праздничный ужин в чуме: отмечаем. Некоторые из нас выпивают чуть водки (как раз прилетал продуктовый рейс). После этого молодежь долго и азартно состязается в перетягивании палки – ненецкая забава. И вот смеркается. Полярный день канул в лету, но в Тамбейской тундре в середине августа ночи, как таковой, еще нет. Есть что-то вроде легких сумерек. Тянет гулять. И я отправляюсь по окрестностям. Прохожу мимо выброшенных кишок теленка, думаю, что их запах может приворожить хозяина тундры.
…В плане пейзажа в Тамбейской тундре все однообразно, но неплохо. Конечно не скалистая тундра моей родной Лапландии, но психологически лучше, чем болота и соры Нижнего Приобья. В оврагах белеет пушица, объевшись которой оленята страдают поносом. Ручейки едва сочатся по размытым песчаным оврагам. Из негативного: бутылки, хлам и мусор от бригады ушедших оленеводов. Как и горожане, вахтовики и некоторые тундровики, превращают природу в помойку.
Растет необъяснимая тревога. Я дохожу до полноводного ручья, стекающего в реку Тыпэртяяха. Та, в свою очередь, впадает в Нядаяху, а та – в реку Хабэйяха, что вливается уже в залив Преображения. Пытаюсь размышлять о вечной мерзлоте, обнажения которой рельефны в оврагах, посиживая на травянистой кочке. Шелестит вода, но это не убаюкивает. Мысли не лезут в голову. Поднимаюсь…
Скрежет когтей об металлическую бочку пронзает тундровую тишину. Раздаются невнятные звуки животного происхождения. Они доносятся с дальней окраины стойбища – оттуда, где у ненцев что-то вроде склада. Я покрываюсь холодной испариной. До чума сотни метров открытой тундры. Петляя по оврагам, делаю круг, чтобы незаметно срезать расстояние. Выхожу на возвышенность. Из чума уже выбежали Юрка и Денис.
… Был ли это белый медведь – черт его знает. Утром мы сели в вертолет и отправились еще севернее, ближе к ледяным водам Карского моря. К новому стойбищу – на очередную вакцинацию от сибирской язвы. А спустя две недели, когда прививочная бригада уже вернулась домой, возвращавшиеся с колки дров Алексей и Анатолий увидели в том самом овраге большого медведя. Толя на «Буране» отогнал его за 7 километров от чума.
Пока медведь не возвращался.
Продолжение следует.
В пятой части цикла корреспондент «Красного Севера» раскроет мечты ямальских ветеринаров и посетит труднодоступную факторию-деревню с интересной историей – Тамбей.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Тамбейский дневник. О падеже оленей и шастающих возле стойбищ белых исполинах
Тамбейский дневник. Как холостякам живётся на краю света
Тамбейский дневник. Путешествие к белым медведям и далёким чумам
Авторы
Михаил Пустовой
Журналист
Темы